Читалка Юрия Норштейна: «Смерть поэта», «Про это», «Исторические корни волшебной сказки»

Фото: Георгий Никаноров, факультет журналистики МГУ

Когда меня спрашивают, над чем я сейчас работаю, я всегда отвечаю: над собой. Человеку нужно постоянно умнеть: ты либо двигаешься вверх, либо вниз. Так что для меня всегда имеет огромное значение, какая книга лежит сейчас в моей сумке, что я сейчас читаю, какие стихи я учу. Мне 75 лет, но я не перестаю учить стихи, потому что не могу жить без поэзии.

Помню из детства: пахнет хлебом, по воскресеньям маковым пирогом, бубликами. Папа за столом отхлёбывает горячий чай из тонкого стакана в подстаканнике и читает. Папу, который был наладчиком деревообрабатывающих станков, я без книги никогда не видел.

Михаил Лермонтов, «Смерть поэта»

Помню ещё, какое острое впечатление оставило во мне звучание грампластинок. Кого это сегодня может удивить? А для меня это было целое событие: когда родители уходили, я вытаскивал патефон, с трудом ставил его на стол, заводил ручкой, пластинки были большие, тяжёлые… Ставил Лермонтова, «Смерть поэта». Я помню, какое на меня громоподобное впечатление производили слова: «И вы не смоете своей чёрной кровью поэта праведную кровь». Эта «чёрная кровь» просто сносила меня с ног, ведь я же знал, что кровь красная, а чёрной она бывает только в кино… На меня эта чёрная кинематографическая кровь наводила невероятный ужас! И по сию пору эти стихи во мне звучат…

Фото: Георгий Никаноров, факультет журналистики МГУ

К сожалению, сегодня наступило время, когда люди перестали читать стихи, перестали ими воодушевляться. Евтушенко жаловался, что сейчас нет поэтов… А мне кажется, что драма даже не в том, что поэтов сейчас нет, а в том, что поэзию не читают. Пушкина не читают. Дальше школьных уроков, хрестоматийных вещей читатель не идёт. А я считаю, что без облучения поэзией нет жизни! Пушкин нам дан бесплатно, единственное, что требуется от нас ― это усилие по чтению. Любая поэзия требует усилия. Говорят: «пушкинская простота». Но какая же это простота? В неё надо вчитаться, вникнуть в подробности… Это невероятной сложности простота! Когда вглядишься, стихи Пушкина становятся бездной… Человек разучивается видеть, и это большая беда.

Владимир Маяковский, «Про это»; Осип Мандельштам, «Золотистого меда струя…»

У меня постоянно с собой Маяковский «Про это», у меня постоянно с собой томик Мандельштама, довольно плохо изданный, но зато родной.

Золотистого меда струя из бутылки текла
Так тягуче и долго, что молвить хозяйка успела:
Здесь, в печальной Тавриде, куда нас судьба занесла,
Мы совсем не скучаем,— и через плечо поглядела.

Я говорю своим студентам, что это подлинный кинематограф. В этих строчках ― кино. А про Маяковского говорю, что у него слово ― это объектив. Он через слово смотрит как через объектив камеры. Не случайно он сказал: «Поэзия ― это увеличительное стекло». Его слово было заряжено такой плотской силой, что через это слово мы можем взглянуть на мир его глазами.

Дмитрий Быков, «Тринадцатый апостол»; Владимир Пропп, «Исторические корни волшебной сказки»

Обычно читаю сразу несколько книг. В данный момент я читаю книгу Дмитрия Быкова «Тринадцатый апостол» о Маяковском. Это замечательная книга, с огромным материалом. Советую ее почитать всем. Мне кажется, что судьба Маяковского значительно сложнее и трагичнее судьбы Пастернака, и автор книги со мной согласился, когда мы говорили с ним об этом лично (Дмитрий написал книгу и о Пастернаке, тоже весьма любопытную).

А что касается художественной литературы, мне интересно пройти по знакомым строчкам и посмотреть, как они сейчас на меня опрокинутся, спустя годы.

Я не имею высшего образования, из-за чего в своё время мне в студии не хотели давать постановки. Но красота в том, что мне не приходилось готовиться к экзаменам и вместо этого я напропалую читал книги, которые студент не стал бы читать. Из таких книг могу посоветовать, например, Владимира Проппа, «Исторические корни волшебной сказки». Пропп ― замечательный исследователь, который написал много о корневой системе сказки и мифологии вообще. Он анализирует сказки в разных частях мира и делает из этого интереснейшие выводы об общих корнях всех преданий и мифов. Сегодня эта тема особенно актуальна: я слышал, что хотят запретить сказки, в которых есть Баба Яга, Кощей Бессмертный ― якобы потому, что это травмирует детскую психику. Но как же тогда быть с традициями разных народов, с фольклором? Это, на мой взгляд, немыслимая вещь.

Современную литературу меня не очень тянет читать, если честно. Мне кажется, что в ней нет мужественности. В ней есть ерничество, но мужества мысли нет. Хотя, может, я чего-то упустил…

Записала Анастасия Прощенко