Печорин и Свидригайлов: два разных близнеца

Аркадий Иванович Свидригайлов. Иллюстрация к роману «Преступление и наказание»

Вытянув ноги к камину, передо мной сидел пожилой, но не утративший прежней притягательности человек. Глаза его ― потухшие, однако любознательные. Он смотрел на меня лишь несколько секунд, потом, сделав какие-то выводы, перевел взгляд на замызганное окно. По документам он значился как Аркадий Иванович Свидригайлов, но меня все больше и больше мучило подозрение, что под этим именем скрывается совсем другой человек, уже многие годы считавшийся погибшим.

― Как вы сказали… Порфирий Петрович? ― наконец переспросил меня Свидригайлов.

― Так точно-с, ― кивнул я.

― По глазам вижу, у вас для меня есть какие-то сногсшибательные новости?

Проницательность ― еще одна деталь психологического портрета, которая усиливала сходство Свидригайлова с тем, о ком я собирался его расспросить.

― Как же не быть новостям-с, ― улыбнулся я с наибольшей почтительностью, не забыв добавить в нее побольше яда. Знаем мы таких людей, они признают лишь сильных соперников. Свидригайлов яд заметил, но никак не отреагировал. Только будто бы сильные напряг бледные пальцы, сжимавшие массивную трость, чуть сжались.

Я решил начать издалека:

― Скажите, Аркадий Иванович, имеются ли у вас родственники в Персии? Вообще, как-нибудь связаны вы с этой страной?

― Уехать туда думал, ― сразу же ответил Свидригайлов. Теперь в его взгляде на секунду промелькнула заинтересованность. ― Или в Америку.

― Верно, верно, это мы и так знаем-с. А теперь скажите, ― при этих словах мы оба чуть подались вперед. ― Говорит ли вам о чем-нибудь фамилия Печорин?

Свидригайлов метнул взгляд к массивному столу, который был завален книгами. С краю его лежал белый платок, наскоро кинутый туда, видимо, когда я стучался в дверь, и скрывавший от меня невесть что.

― Возможно, говорит, ― сухо промолвил он.

― «Возможно», ― передразнил я, все еще продолжая улыбаться. ― А ведь у меня есть сильные доказательства тому, что вы и есть Григорий Александрович Печорин!

Рисунок «Печорин на диване» М.А. Врубеля

Свидригайлов лишь слегка поморщился.

― Конечно, ― кивнул я. ― прямые улики найти сложно, но вот факты-то, факты! От них деться некуда!

― Любопытно послушать, ― в Свидригайлове проснулся неподдельный интерес.

― Что ж, извольте. Начнем-с по порядку. Ваш год рождения…

― Совпадает с датой рождения Печорина? ― догадался (или знал?) он. ― И по этому признаку вы уже делаете столь громкие выводы? Я восхищен вашим талантом! ― Свидригайлов без желчи, но с большой долей иронии сделал вид, что аплодирует мне. Терпеливым слушателем он однозначно не был.

― Что вы!.. Да, возвращаясь к перечисляемым аргументам. Ваш внешний облик весьма схож с обликом Печорина. во многих существенных деталях. Взгляд, манера держаться, мастерское владение оружием, угроза, которая исходит от каждого вашего жеста. Вы даже напоминаете мне по некоторым повадкам военным. Скажите, офицером вам случайно быть не доводилось, а? ― я сделал вид, что пошутил. Свидригайлов не отреагировал. ― Впрочем, и некоторые различия у вас с Печориным есть. Но ведь понятно, что цвет волос с возрастом теряет значение, а некоторые характерные особенности речи можно поменять при помощи специальных упражнений.

― Великолепно! ― перебил он меня, ничего к этому слову не добавив.

― Кстати, я неслучайно начал с вопроса о Персии. Если вы ― не Печорин, то вряд ли знаете, что этот молодой человек собирался уехать в столь далекую страну с единственной целью ― умереть. А вовсе не служить. Подумайте сами: путь до Персии неблизок, полон опасностей, ровно как и жизнь в этой стране. Но люди-то те же, с ними Печорину будет опять скучно, как было скучно везде, где бы он ни оказывался. Зато возможностей умереть гораздо больше.

― Видите, вы сами признаете, что он шел на смерть, ― Свидригайлов поднял вверх указательный палец. ― Вернее всего, погиб. Так с чего бы вам обвинять в том, что я ― это воскресший Печорин?

― Я и не обвиняю… Пока. Обвинять я буду совсем другого человека.

― Родиона? ― понимающе кивнул Свидригайлов.

― Именно. Я еще не закончил говорить о Персии. Ведь он мог намеренно пустить слухи о своей смерти в далекой стране, а сам в это время затаиться где-нибудь в совсем другом месте, где о нем никто бы не знал! Мою гипотезу косвенно подтверждает факт о том, что нет ни одного живого свидетеля (я специально изучил этот вопросец мимоходом) его смерти. Все-таки жизни в этом господине было крайне много! ― я выдержал интригующую, аппетитную паузу. ― И тут мне на днях сообщают, что вы как-то упомянули вскользь, будто собираетесь или в Азию, или в Америку. И у меня тут словно щелчок, ― постучал я себя по виску. ― Ай да Порфирий Петрович! Ведь что до Америки, что до Азии путь по-прежнему долог и опасен, а это значит, что человек вашего типажа ищет в этой поездки не новых развлечений, а смерти. Повторяется история, повторяется! Будто бы опять облик хотите сменить?

― Положим, тут вы кое в чем ошиблись, ― промолвил Свидригайлов. ― Не спрашивайте, почему, скоро поймете.

― Уже понял, ― расплылся я в любезной улыбке.

― Тем лучше для вас. Вы, кстати, меня задержали, я как раз собрался к поездке в одну из этих дальних стран.

― Что ж, скоро я уйду и не буду мешать… Кстати, вы бы записочку оставили? А то я по глазам вижу, что есть у вас полезные для меня сведения, но вы их не сообщите устно.

― Вы эти идеи с записочкой для Роди лучше оставьте, ― рассмеялся Свидригайлов. ― А я ничего не оставлю. И сообщать ни о чем не желаю.

― Видите! В своем нежелании выдавать компромат на Родиона (я же все равно примерно понимаю, что именно вы хотите скрыть от меня) вы так напоминаете мне Печорина! Он столько ужасных поступков наворотил, прямо как вы, но что-то такое странное мелькало у него порой. Его сослуживцы говорят, будто однажды он спас жизнь и безумному казаку, который успел наворотить дел у себя в станице, и многим из тех, кто на этого казака охотился. Причем сам Печорин ой как рисковал! Но жизни он спас не для славы и не из-за благородных позывов, нет-нет-нет! Из чистого, господин Свидригайлов, любопытства, желания новых приключений! А теперь позвольте ― кто же это у нас из такой же любознательности в Америку хочет поплыть? А кто обеспечил вдову и детей Мармеладовых, осчастливил их, дал дорогу в будущее детям ― и все за свой счет? Не вы ли? И главное ― не ожидая и не желая от них благодарности!

Иллюстрация к роману «Преступление и наказание»

― Откуда вы и про Мармеладовых-то знаете? ― неподдельно изумился Свидригайлов.

― Ладно, вам, поскольку все равно на смерть идете, открою секрет, который, собственно, и не секрет никакой: у Порфирия Петровича ушки на макушке-с, а глаза есть повсюду, в каждом доме, в каждой комнатке.

― Следили, значит, ― усмехнулся Свидригайлов.

― Именно так-с. Словом, некоторое внешнее сходство, сходный психологический портрет, год рождения, намерение поехать в далекие страны, добрые поступки не ради добра ― да вы, батенька, и есть Григорий Александрович Печорин!

Свидригайлов сидел молча. Потом негромко сказал:

― Есть, нет… Какая разница? Вам-то что с этого будет?

― О, вы не представляете, что означает мое воспаленное любопытство! Мысли ― вжух! вжух! ― летают в голове и не дают ни минуты отдыха! Неужели вам сложно открыть мне правду напоследок? Вы ли Печорин?

Свидригайлов сжал трость и долго смотрел на меня, а потом сказал только одно слово. Его мне хватило, чтобы кивнуть и, пожелав удачного пути, быстро покинуть его странную квартиру. Хозяин неторопливо закрыл за мной дверь, а затем его шаги утонули в многочисленных комнатах. Но я знал, куда он шел. К белому платку на столе, который скрывал под собой пистолет.