Круглый стол, посвящённый 100-летию восстановления патриаршества, прошёл на истфаке МГУ

Как было учреждено патриаршество в Русской Церкви, и почему в 1917 году его решили восстановить? Как московские патриархи реагировали на события Смутного времени и Революции? Эти вопросы затронули участники круглого стола «Русское патриаршество: к 100-летию возрождения», который состоялся 15 мая на историческом факультете МГУ. Организаторами дискуссии выступили кафедра истории Церкви и храм Живоначальной Троицы на Воробьёвых горах.

Участников обсуждения приветствовал декан исторического факультета профессор Иван Тучков, который отметил, что восстановление патриаршества внесло важный вклад в сохранение Русской Церкви и её целостности в XX веке. В свою очередь, заведующий кафедрой истории Церкви профессор Вениамин Симонов (архимандрит Филипп) назвал тему патриаршества в Поместных Православных Церквах сложной.

Иван Тучков

Он напомнил, что греческие Церкви дают множество примеров возглавления епископами без патриаршего сана, что даёт повод говорить о политической составляющей патриаршества. Однако второй патриарший период в Русской Церкви (с 1917 г. по настоящее время ― «ТД») показывает, что даже если политическая составляющая отсутствует, значение патриаршества сохраняется, подчеркнул отец Филипп. Другим важным вопросом он назвал связь идеи патриаршества с этнофилетизмом (тенденция приносить церковные интересы в жертву национально-политическим; осуждена как ересь в 1872 году ― «ТД»). «История показывает, что патриаршие Церкви ― такие же хранители традиции, как и остальные», ― заметил отец Филипп.

Настоятель храма Живоначальной Троицы на Воробьёвых горах протоиерей Андрей Новиков назвал ошибкой оценку синодальной системы управления в Русской Церкви (существовала в 1721-1917 гг. ― «ТД») как антиканоничной. В то же время он согласился, что такая система имеет существенные канонические изъяны. В 1917 году, особенно на фоне захвата власти большевиками, «стало понятно, что без возглавления Церкви личностью Церкви трудно устоять», подчеркнул отец Андрей. Важно, что, несмотря на многочисленные церковные разделения в 1920-1930-хх годах, все юрисдикции, показавшие в ходе гонений твёрдость в вере, апеллировали именно к Патриарху Тихону.

Протоиерей Андрей Новиков

«Не могу определить, насколько каноничен или не каноничен синодальный период, ― возразил профессор кафедры источниковедения исторического факультета Дмитрий Володихин. ― Но он нанёс нашей Церкви чудовищный удар в экономическом, культурном и административном плане». В XVIII веке Церковь лишилась экономической основы существования и стала содержанкой государства, утверждает Володихин. Жизнь монашества оказалась опутана огромным количеством бюрократических правил, произошло оскудение иерейства, в семинарии проникла латинская схоластика. Во многом из-за этих обстоятельств в начале XX века у представителей Церкви появляется идея социального реванша, отметил профессор Володихин. Но после падения монархии именно патриаршество стало столпом, за который Церковь будет держаться в советскую эпоху.

Он также рассмотрел вопрос об учреждении патриаршества в 1589 году и предшествовавших ему шагах церковной и государственной власти. По словам Володихина, при нынешнем состоянии источников нельзя назвать инициатора патриаршества ― можно лишь предположить наиболее вероятную фигуру. Таким человеком не был царь Федор Иоаннович ― набожный, почитаемым как святой, но не почти не вмешивавшийся в управление государством. Это вряд ли шурин царя, фактический правитель государства Борис Годунов, при котором экономические доходы Церкви были дважды урезаны. Не были причастны к этому шагу и представители боярской знати ― Мстиславские и Шуйские. Единственный человек, прямо заинтересованный в учреждении патриаршества на Руси ― митрополит Дионисий Грамматик, занимавший Московскую кафедру в 1581-1587 годах и смещённый с неё из-за конфликта с Годуновым. «Он выглядит человеком отважным, но до крайности пострадавшим», ― резюмировал Володихин.

Дмитрий Володихин

В 1589 году произошло не только учреждение патриаршества, но и завершение процесса обретения Русской Церковью автокефалии, обратил внимание старший преподаватель кафедры истории России до начала XIX в. исторического факультета Аркадий Тарасов. В своём докладе он проследил этот процесс, начиная с Флорентийской унии 1439 года, которая привела к обособлению Русской Церкви во главе с митрополитом Ионой, избранным без согласования с Константинопольским Патриархом.

В дальнейшем ситуация привела к фактическому расколу между Москвой и Константинополем, полагает Тарасов. В то же время христианские государства на Востоке пали под натиском турок, так что в XVI веке осталась только одна православная страна ― Россия, роль которой к 1589 году значительно возросла. С оценкой взаимоотношений между Церквами как раскола не согласился протоиерей Андрей Новиков, напомнивший, что Константинополь никогда не объявлял Москве схизму (разделение Церквей). «Если говорить о расколе, то о психологическом, а не каноническом», ― считает он. Не вполне понятно, какой именно была фактическая автокефалия Москвы в 1448-1589 годах ― данных об этом очень мало, добавил доцент кафедры истории России XIX ― начала XX вв. исторического факультета Фёдор Гайда.

Фёдор Гайда

Жизни второго Патриарха Московского, священномученика Гермогена, и его служению в Смутное время посвятил доклад старший преподаватель кафедры философии религии и религиоведения философского факультета Илья Вевюрко. В свою очередь, Фёдор Гайда остановился на острой отношений Церкви и Временного правительства в контексте Февральской революции. Он отметил, что взаимоотношения Русской Церкви и властей в начале XX века были непростыми, а отношения Синода и императора Николая II можно назвать прохладными. В то же время выступающий не согласился с распространяющейся оценкой, что в начале марта 1917 года Синод сверг императора. Церковь была поставлена перед фактом смены режима, отметил Гайда. Синод мог выступить с посланием, осуждающим отречение императора, только по инициативе верховной власти, и вряд ли такое послание смогло бы что-то остановить. Кроме того, император никогда не ставил вопрос о религиозном характере отречения, обратил внимание Фёдор Гайда.

С другой стороны, церковные иерархи воспринимались новой властью как потенциально контрреволюционная сила ― Временное Правительство наносило удар прежде всего по высшей иерархии и генералитету. Поместный Собор при этом рассматривался как церковное учредительное собрание, которое установит в Церкви республиканский строй, однако соборяне повели дело совсем иначе, отметил докладчик. «Промыслительным образом патриархом стал человек, который был максимально спокоен», ― подчеркнул Гайда.

Вместе с этим доцент истфака согласился, что Церковь, как и другие слои российского общества, несёт ответственность за свержение монархии и революционную катастрофу. На его взгляд, эти события стоит расценивать как произошедшие «по грехам нашим», а не в силу действий масонов или шпионов. Люди, которые приносили присягу, решили, что могут обойтись без императора, резюмировал Гайда: «Как только он ушёл, всё рассыпалось за какие-то недели и месяцы».

Заключил круглый стол доклад заместителя заведующего кафедрой истории Церкви Глеба Запальского, который рассказал об отзывах о восстановлении патриаршества из епархий и приходов, поступивших на Поместный Собор 1917-1918 годов. «Это вопрос не только о форме церковного управления, но и вопрос политический, вопрос церковного самосознания», ― подытожил он.

Фото Михаила Ерёмина

Следите за обновлениями сайта в нашем Telegram-канале