Из записной книжки московского старожила: Гоголь и Московский университет

Николай Васильевич Гоголь не учился в Московском университете, не занимал там никакой кафедры, хотя одно время этого желал. В 1834 году он раздумывал, искать ли ему кафедры всеобщей истории во вновь открывшемся тогда Киевском университете Святого Владимира - по совету М. А. Максимовича - или адъюнкт-профессуры в Московском университете, как рекомендовал М. П. Погодин. Из переписки Гоголя с последним мы знаем, что он действительно имел намерение стать адъюнкт-профессором Московского университета

Н.В. Гоголь. Литография с рисунка Э.А. Дмитриева-Мамонова. 1852 год

И в письме к А. С. Пушкину от 23 декабря 1833 года Гоголь замечал, что ему предлагали место в Московском университете. Однако не вышло ни того, ни другого, - на деле подучилось третье: министр народного просвещения граф Сергей Семенович Уваров предложил Гоголю профессуру по кафедре всеобщей истории при Петербургском университете, и тот из Петербурга не уехал.

И все же Московский университет в судьбе Гоголя оставил заметный след. Вспомним о том огромном влиянии, которое университет оказывал в 1830-1840-е годы на культурно-общественную и литературную жизнь России. «Московские студенты, - пишет в своих воспоминаниях о Гоголе Сергей Тимофеевич Аксаков, - все пришли от него в восхищение и первые распространили в Москве громкую молву о новом великом таланте». В числе этих студентов были Лермонтов, Гончаров, Тургенев, Герцен, Огарев, Станкевич, Белинский. Уже в 1835 году Белинский провозгласил Гоголя «главою литературы, главою поэтов».

В 1834 году Гоголь избирается действительным членом состоящего при Московском университете Общества любителей российской словесности. Однако на призыв секретаря Общества Михаила Погодина к сотрудничеству он 13 марта 1834 года откликнулся шутливо-уклончивым письмом: «Я получил маленькое прибавление, впрочем, гораздо больше письма вашего, о венчании меня, недостойного, в члены Общества любителей слова, труды которого, без сомнения, слышны в Лондоне, Париже и во всех городах древнего и нового мира. Приношу вам чувствительную благодарность <...> и прошу также изъявить ее благородному сословию. Но, увы! Вы избрали самого негодного члена, который даже не может ничего прислать вам по своей лености. <...> Я хо тел было, однако ж, прислать вам кое-что, но болезнь, которая приколотила меня было к кровати ровно на две недели, отняла вся кую к тому возможность».

Гоголя избрали членом Общества любителей российской словесности вместе с братьями Киреевскими, поэтом Николаем Языковым, профессором Николаем Ивановичем Надеждиным. Но вскоре деятельность Общества приостановилась и возобновилась только шесть лет спустя после смерти писателя. Погодин, теперь уже председатель, 7 февраля 1865 года читал на заседаниях отрывки из своих записок «Встреча с С. П. Шевыревым и Н. В. Гоголем в Риме в 1839 году».

В 1902 году Общество не преминуло почтить память Гоголя в связи с 50-летием со дня его кончины. В университете состоялось торжественное заседание. Общество любителей российской словесности, как известно, явилось главным инициатором сооружения памятника Гоголю по всенародной подписке, открытого в Москве в 1909 году.

В 1845 году Гоголь был избран почетным членом Московского университета. В 1901-м в «Киевской Газете» (номер от 21 октября) появилась анонимная заметка, где сообщалось, что известный журналист и прозаик Владимир Алексеевич Гиляровский, член Общества любителей российской словесности, привез из своей поездки в Яновщину диплом Гоголя на звание почетного члена Московского университета, переданный Гиляровскому на хранение племянником писателя Николаем Владимировичем Быковым. Текст документа гласил:

«Состоящий под Высочайшим покровительством Государя Императора Николая Павловича Императорский Московский университет, уважив отличные в ученом свете заслуги и литературные труды по части русской словесности господина коллежского советника Николая Васильевича Гоголя, признает его почетным своим членом, с полной уверенностию в его содействии Московскому университету во всем, что к успехам наук способствовать может. Дан в Москве июня 16 дня 1845 года».

С.П. Шевырев

Далее следовали подписи попечителя Московского учебного округа графа Сергея Строганова, ректора профессора Аркадия Альфонского и секретаря Совета Василия Спекторского. Местонахождение этого диплома ныне неизвестно.

Избрание почетным членом старейшего русского университета не ученого, а писателя - факт довольно редкий. Архивы не сохранили подробностей. Вероятно, с избранием Гоголя возникли сложности. 2 февраля 1845 года М. П. Погодин записал в своем дневнике: «Известие от Шевырева, что я избран в почетные (члены Московского университета. В. В.). Принц Ольденбургский, герцог Лейхтенбергский, Остроградский, Штруве, Востоков и Гоголь. Назначение последнего вопреки мнению аристократов и, может быть, правительства». Интересно, что сведения о том, как Гоголь отнесся к своему избранию, в его письмах отсутствуют. Возможно, он и вообще не высказался по сему поводу. Напомним: лето 1845 года - один из труднейших периодов его жизни.

Теперь рассмотрим более подробно связи Гоголя с Московским университетом и его профессорами. В 1832 году он знакомится с Михаилом Петровичем Погодиным, который вводит писателя в круг «москвичей». В среде здешней профессуры Гоголь находит не только искренних почитателей своего таланта, но к близких друзей. Такими друзьями остались до конца его жизни Степан Петрович Шевырев, Михаил Александрович Максимович, Осип Максимович Бодянский. С двумя последними Гоголя связывало чувство любви к родной для них Украине, общие интересы в области изучения ее истории и фольклора.

С профессором Московского университета, а впоследствии ректором Киевского университета Святого Владимира Михаилом Максимовичем Гоголь познакомился в 1829 году. Оба увлеченно собирали народные песни, первое издание которых Максимович выпустил еще в 1827 году. Гоголь с юных лет любил народные песни, был глубоким знатоком и ценителем устного народного творчества. «Моя радость, жизнь моя! песни! как я вас люблю! - писал он в 1833 году Максимовичу. - Что все черствые летописи, в которых я теперь роюсь, перед этими звонкими, живыми летописями!.. Я не могу жить без песен».

Именно в песнях находил Гоголь отражение подлинно народного духа. «Это народная история, живая, яркая, исполненная красок, истины, обнажающая всю жизнь народа» (статья «О малороссийских песнях»).

В 1834 году Московский университет издал второе собрание «Украинских народных песен» Максимовича, который в предисловии указывал на «участие в труде его Н. В. Гоголя, нового историка Малороссии и автора „Вечеров близ Диканьки"». Это участие было весьма значительным. По свидетельству самого Гоголя, он передал Максимовичу около 150 собранных им песен, совершенно тому неизвестных. На титульном листе другой книги, изданной Московским университетом в том же 1834 году («Голоса украинских песен»), Максимович выставил эпиграф из цитировавшейся выше статьи Гоголя «О малороссийских песнях»: «Ничто не может быть выше народной музыки, если только народ имел поэтическое расположение, разнообразие и деятельность жизни».

После смерти Гоголя в его бумагах были обнаружены еще две тетради южнорусских и украинских песен. Изданные в 1908 году Отделением русского языка и словесности Академии наук под заглавием «Песни, собранные Н. В. Гоголем», они составили солидный том. Известно также, что свои записи песен Гоголь передал Петру Васильевичу Киреевскому в его знаменитое собрание.

В близких отношениях к Гоголю стоял и другой его земляк — профессор Московского университета Осип Максимович Бодянский, один из основателей славяноведения в России. У Бодянского Гоголь брал уроки сербского языка, чтобы почувствовать красоту песен, собранных Буком Караджичем. Сохранился рассказ поэта и журналиста Николая Васильевича Берга о дружбе Гоголя с Бодянским: «Каким-то таинственным магнитом тянуло их тотчас друг к другу: они усаживались в угол и говорили нередко между собой целый вечер горячо и одушевленно». Если же Бодянский отсутствовал в числе приглашенных, то «появление Гоголя на вечере, иной раз нарочно для него устроенном, было почти всегда минутное. Пробежит по комнатам, взглянет; посидит где-нибудь на диване, большей частью один; скажет с иным приятелем два-три слова из приличия <...> — и был таков».

Благорасположение Гоголя к Бодянскому иногда проявлялось даже в его кратких приписках к письмам знакомых, адресованным Осипу Максимовичу. Вот, например, выпавшие из внимания литературоведов строки Гоголя (их нет даже в академическом собрании сочинений писателя), содержащиеся в послании М. П. Погодина к О. М. Бодянскому из Рима от 21 марта 1839 года: «И я при этом тоже пользуюсь этим очень приятным для меня случаем. Вы не дали мне своего адреса, и потому я к вам не писал; притом же вы писали, что будете скоро в Рим. Очень благодарю вас за ваше письмо. Надеюсь увидаться с вами в Праге, или лучше в Мариенбаде, и поговорить о многом интересном для нас обоих. Прощайте и будьте здоровы. Искренне вас любящий земляк Н. Гоголь»[1.].

М.А. Максимович

Дружба Бодянского была деятельной. Он, например, способствовал выходу в свет поэмы Гоголя «Мертвые души», напечатанной в типографии Московского университета (1842, 1846). Цензурный экземпляр первого издания хранится ныне в Научной библиотеке имени А. М. Горького. На титульном листе рукой автора написано: «Печатать па моей бумаге. 2400. Деньги сто рублей в задаток положил. Н. Гоголь». Впоследствии у Бодянского находилась рукопись «Размышлений о Божественной Литургии».

Наиболее близок к писателю в зрелые годы его жизни был Степан Петрович Шевырев. Ему Гоголь читал главы второго тома «Мертвых душ»: больше чем кому-либо другому - до седьмой включительно. Являясь доверенным лицом Гоголя в денежных и практических делах, Шевырев, в частности, разбирал после смерти Гоголя его архив и первым прочел «Авторскую исповедь» и другие оставшиеся в рукописях произведения. В июне 1852 года он делился своими чувствами с Анной Васильевной Гоголь, сестрой писателя: «Когда я в первый раз читал <,,.> Размышления о Литургии, мне казалось, душа его носилась около меня, светлая, небесная, та, которая на земле много страдала, любила глубоко, хотя и не высказывала этой любви, молилась пламенно, и в пламени самой чистой молитвы покинула бренное, изнемогшее тело».

В 1852 году Российская академия наук приняла решение издать биографию Гоголя. Работа над ней была поручена С. П. Шевыреву. Для сбора материалов он отправился на родину писателя. Осуществить задуманное Степану Петровичу не удалось. Но сохранился документ, раскрывающий множество подробностей последних дней жизни и смерти Гоголя, - послание Шевырева от 2 апреля 1852 года к двоюродной сестре Гоголя Марии Николаевне Синельниковой (урожденной Ходаревской)[2.].

Из переписки профессора-историка Тимофея Николаевича Грановского можно заключить, что и он одно время находился в близких отношениях с Гоголем. «Здесь Гоголь, - сообщал Грановский Н. В. Станкевичу в 1840 году, - я его вижу два раза в неделю. Он был у меня». К сожалению, подробных сведений на сей счет нет. «Вот вам весть, горькая для каждого порядочного человека в России, - писал Грановский на следующий день после похорон Гоголя тому же Станкевичу, -Гоголь умер. <...> Похоронили его вчера со всеми почестями, приличными последнему великому писателю русской земли». Именно Грановский выступил инициатором общественной организации похорон. Московский университет, в лице лучших своих представителей поддержавший первые шаги молодого Гоголя, проводил его и в последний путь. Здесь возникли споры. Друзья хотели отпевать покойного в церкви преподобного Симеона Столпника, которую он любил и посещал. Однако по настоянию начальства Гоголь был отпет в университетской церкви мученицы Татианы. Позднее, в 1881 году Иван Сергеевич Аксаков так писал об этой распре библиографу Степану Ивановичу Пономареву: «Сначала делом похорон стали распоряжаться его ближайшие друзья, но потом университет, трактовавший Гоголя в последнее время как полусумасшедшего, опомнился, предъявил свои права и оттеснил нас от распоряжений. Оно вышло лучше, потому что похороны получили более общественный и торжественный характер, и мы все это признали и предоставили университету полную свободу распоряжаться, сами став в тени».

В университетской церкви у гроба Гоголя день и ночь дежурил почетный студенческий караул. Гроб выносили профессора Анке, Морошкин, Соловьев, Грановский, Кудрявцев; далее до кладбища его несли на руках студенты.
Известный русский педагог Сергей Александрович Рачинский (оставивший профессорство в Московском университете и ставший крестьянским учителем) рассказал историю одной литографии, изданной спустя несколько дней после смерти Гоголя:

«Вскоре после кончины <...> тело его было положено в гроб и перенесено в церковь Московского университета. Тут около гроба до самого погребения постоянно дежурили студенты. В одном из таких ночных дежурств участвовал мой покойный брат, Владимир Александрович Рачинский, тогда студент четвертого курса юридического факультета. Обладая немалым талантом к рисованию и желая сохранить воспоминание об этом скорбном и торжественном бдении, он в первом часу ночи принялся рисовать профиль покойного, надеясь, что он успеет окончить рисунок без свидетелей. Но в это время вошла в церковь гр[афиня] Е. П. Ростопчина, задрапированная по-испански в черные кружева, все еще прекрасная. Долго молилась она перед гробом, а затем обратила внимание на рисующего юношу, взглянула на его набросок и была поражена достигнутым сходством и передачею печати важного покоя, лежавшей на чертах усопшего.

На другой день она рассказала о портрете Владимиру [Ивановичу] Назимову, тогдашнему попечителю Московского [Университета]. Он также пожелал на него взглянуть и настоял на том, чтобы он был воспроизведен и пущен в продажу. Так и сделали. Портрет был налитографирован в ограниченном количестве экземпляров и в несколько дней раскуплен. У меня сохранилась расписка, писанная рукой Ст[епана] Петровича] Шевырева о получении от В. А. Рачинского 143 р[ублей] на сооружение памятника Гоголю. По прошествии нескольких дней каким-то убогим рисовальщиком была пущена в продажу лубочная копия в уменьшенном виде с рисунка моего брата, с прибавкой разных безвкусных эмблем[3.]»

Н.В. Гоголь в гробу. Литография с рисунка В.А.Рачинского.1852 год

Писательница Евгения Тур (Салиас де Турнемир) сообщала профессору Максимовичу 25 февраля 1852 года, что «университет открыл подписку на бюст Гоголя для университетской библиотеки и хочет учредить стипендию во имя покойного. Стипендию действительно учредили, но только в 1864 году, когда наследники Гоголя представили для этой цели 2500 рублей. И сегодня в Московском университете есть стипендия имени Н. В. Гоголя.
В этой связи напомним, что сам Гоголь еще в 1844 году создал на свои средства фонд помощи нуждающимся студентам Московского университета. Поручая решение организационных вопросов С. Т. Аксакову, он писал Сергею Тимофеевичу из Рима 25 ноября 1845 года: «Имя дающего должно быть навсегда скрыто».

В распоряжении профессора С. П. Шевырева находились деньги Гоголя, предназначенные «на вспоможение бедным людям, занимающимся наукою и искусством». Из этих денег Шевырев оказывал помощь, в частности, Петру Ивановичу Бартеневу, будущему редактору и издателю журнала «Русский архив», и молодому художнику Владимиру Осиповичу Шервуду, впоследствии академику живописи, известному архитектору, по проекту которого построено здание Исторического музея на Красной площади.

Гоголь был знаком и состоял в переписке с Дмитрием Константиновичем Малиновским, студентом математического факультета Московского университета, автором статьи «О том, как надо разуметь смешное в произведениях Гоголя», сохранившейся в рукописи и напечатанной только в наше время[4.]. Он оставил о Гоголе воспоминания.

Как видим, связи Гоголя с Московским университетом были чрезвычайно разнообразны. И сегодня эта духовная связь не прерывается. В 1995 году настоятель храма мученицы Татианы протоиерей Максим Козлов (выпускник филфака МГУ) освятил мемориальные комнаты Гоголя в доме на Никитском бульваре (впервые после 1917 года), а также и сам филфак (первый среди факультетов университета). С той поры каждый год в день смерти Гоголя священник университетской церкви служит литию в доме, где Гоголь провел последние годы своей жизни.

1. Русский Архив. 1895. № 5. С. 116.
2. Воропаев В. А. С. П. Шевырев о последних днях жизни и о смерти Н. В. Гоголя // Хозяева и гости усадьбы Вяземы. Материалы III Голицынских чтений 20-21 января 1996 года. Большие Вяземы, 1996. Ч, 2.
3. РГАЛИ. Ф. 822, оп. 1, ед. хр. 1305.
4. Малиновский Д. К. О том, как надо разуметь смешное в произведениях Гоголя / Публ. и примеч. И. А. Виноградова // Н. В. Гоголь и Правосла¬вие. М., 2004.

«Московский журнал» №9’2006


Следите за обновлениями сайта в нашем Telegram-канале