Церковный роман

Что такое клирос маленького больничного храма? Это регент Светлана — тенор, консерваторка, немного блаженная, талантливая, нервная, оригинальная до чудаковатости, очень хорошая и славная. Первое сопрано — героиня нашего повествования, Аля-Алевтина, с трудным характером, красивая и гордая, измученная прежней дохристианской жизнью, наложившей печать на ее чело, — хорошая, грустная, отзывчивая. Марина, второе сопрано — избалованная красавица, воспитанная бабушкой и дедушкой, кокетка и чаровница, отличница, и тоже, разумеется, очень и очень хорошая девочка.

Да и кто у нас в Церкви не хорош? Мы все приходим сюда в разных качествах — мытари, фарисеи, блудники и разбойники, богатые и бедные, девицы, старые и молодые — и все приобретаем свои неповторимые и, вместе очень похожие, хорошие черты. Мы каемся, боремся, живем вкупе, находимся под лупой приходского пристального ока — рассматривающего друг друга с внимательным постоянством, пребываем в атмосфере взаимопомощи и любви, правда, не зная порой, что это на самом деле такое. Боремся, ссоримся, плачем. И благодарим Бога за то, что мы здесь стоим, плечом к плечу, поднимая руки для знамения креста Господня.

Тем, кто долго работает при храме, зачастую кажется, что вот, когда я был простым мирским человеком, то всегда жил со всеми в мире. Как же много хороших, простых людей в миру! И не было там таких интриг, сплетен и безобразий, как тут, при алтаре Божием.

Но, одновременно с этим ощущением, появляется и другое наблюдение: мы здесь все, словно вскрытые нарывы, — гноимся у всего прихода на виду, не скроешься ни от Бога, ни от людей. Это такая терапия Православия — в Церкви будь готов к тому, что встретятся тебе здесь многие и многие грешники, тяжелые, неприятные люди, в точности такие, каков и ты сам. Но однажды засияют эти алмазы гранями, и, в нешлифованном камне проглянет бриллиант чистейшей воды. Это в миру возможно долго ходить этаким припудренным прыщиком или даже фурункулом. А тут — изволь. Будешь исходить гноем, болеть, принимать горькие снадобья и тяжелые процедуры, пока не очистит тебя Господь.

 
 

Так и наша героиня, Аля-аленький цветочек, недавно пришедшая к вере, принимала регулярные болезненные врачевства, прижигающие ее различные греховные язвы. Ей очень хотелось дружить со своим небольшим клиросным коллективом, но дружбы не выходило. Много было тому причин и одна из них — странная ее взрослость. Девушка в юном девятнадцатилетнем возрасте, она рано узнала жизнь — были и предательства, и дурные нравы, и цинизм, и смертные разлуки с дорогими людьми, и многое-многое другое. Кроме того, яркая внешность, которая могла в иных руках быть средством достижения разных целей, для Али была тяжелым игом. Внутренне робкая и доверчивая, Алевтина, действительно, не сознавала своей привлекательности и часто попадала в неприятные ситуации с противоположным, к примеру, полом.

Регент Светлана, мудрая тридцатилетняя дама, много ей помогала — и словом, и делом. Но какова была эта помощь! У Светланы начисто отсутствовало человекоугодие. Она рубила сплеча, и ее болезненные замечания иногда просто лишали гордую Алю голоса. Ведь, как известно, пение — вещь хрупкая. Если хормейстер часто замечает вслух, что ты, скажем, безмозглая дура, то это неминуемо приведет к напряжению в вокале и разуме. Искупало Светину резкость то, что она, будучи глубоко церковным человеком, помышляя серьезно о монашестве, старалась воспитать в Але целомудренный аскетизм и любовь к службе.

Маринка, чистая душа, с воскресной школы участвовавшая в церковной жизни, не любила Алю за иные «заслуги». Дело в том — и в этом главная интрига нашего рассказа, что Марина была фатально влюблена в одного юношу — красивого и умного иподиакона Стефана. Степка этот, серьезный и вдумчивый парень, ходил в храм с незапамятных времен своего детства. Он был мягким и добрым в общении, но в отношении девиц проявлял до поры — до времени невиданную стойкость, чем приводил всю незамужнюю часть прихода в полное умопомрачение. Студент государственного университета, отличник, специалист по части церковного устава и, по всей видимости, будущий священник, он был просто мечтой всякой православной красавицы. Опуская свои осененные пушистыми ресницами глаза, розовея лицом, второе сопрано часто смущала Степу. Она оказывалась рядом с ним в разных церковных мероприятиях, давая умненько понять, что у нее есть к нему большой и глубокий интерес.

Марина была невинно кокетлива. Ее щедро расточаемые улыбки ни у кого не вызывали желания почесать язык. Если Алевтина улыбалась иному священнику, то ее тут же клеймили и подозревали в чем-нибудь нехорошем. А вот Маринка могла запросто влюбиться в какого-нибудь батюшку и ни капли при этом не пострадать. Среди девиц на приходе тогда ходили одновременно возвышенно покаянные и романтические настроения. Складывались новые православные семьи, которых венчали молодые, наскоро воцерковленные священники, бывшие тем не менее, горячими служители Слова.

Маринка, как многие наивно верующие девушки, мечтала стать «матушкой» — женой красивого батюшки с крутым разворотом плеч в крылатой черной рясе. Стефан лучше всех окружающих православных молодых людей подходил под эту роль. Близорукие его глаза, внимательные и кроткие, лаконичные очки в металлической оправе, прямая спина, немногословный юмор, ум и крепкая церковность, содержащиеся в высоком стройном теле под метр девяноста, — чем не идеал? Тем более, что этот набор штампов имел под собой и нечто настоящее — чистую влюбленность, которая возникла не только на почве пресловутого комплекса «ХБМ» (хочу быть матушкой). Много было предпосылок в Мариночке и Степушке стать прекрасной парой, деятельными христианскими супругами, счастливой и дружной семьей единомышленников.

Когда Алевтина впервые увидела Стефана, тот в подряснике направлялся встречать архиерея. Поравнявшись с ней, он на секунду остановил взгляд, кивнул и устремился дальше, безнадежно обгоняя Алю. «Какой интересный человек, — подумала она. — Я за него замуж выйду — или в монастырь!», — и буквально остолбенела от своих мыслей. «Какой монастырь, что я несу? Почему за него замуж, что со мной такое?»

 
 

Не имея возможности вглядеться пристальнее в объект своего неожиданного внимания, она постояла задумчиво, пришла в себя, и двинулась дальше, к храмовым дверям. На службе Успения Богородицы Аля не вспоминала о своих странных размышлениях, но потом, когда весь приход собрался за праздничным столом, она, посмотрев на Стефана, спросила у Маринки, кто этот молодой человек напротив. Марина взглянула на нее своим аквамариновым навыкате глазком, взметнула черной бровью и сказала, как отрезала: «Это Степа, он в монастырь пойдет».

Расчет был верным: раз Стефан — будущий монах, его надо забыть. Аля с сожалением признавалась себе, что сердце ее отныне несвободно, но упорно сопротивлялась, понимая, что монах — это самое большое церковное «табу».

Благо, душа всеми силами стремилась к Богу, радостно погружаясь в чудо православной духовности. Девушка пела на клиросе, потом нашла на карте православных храмов сельский приход с чудотворной иконой Богородицы и ездила туда регулярно — говеть и причащаться. Образ Царицы Небесной, на котором была изображена Она, кроткая и нежная, юная Отроковица с Младенцем — два Дитяти, стал центром Алиной вселенной. Пение в больничном храме, учеба, поездки в загородный приход с чудотворной иконой — такова была нехитрая жизнь Алевтины.

И жизнь эта не стояла на месте. Стали появляться претенденты на руку и сердце. Семинарист Рома, степенный, важный сначала заявил Але, что любит ее как сестру во Христе, а потом недвусмысленно дал понять, что не прочь перейти к более глубоким отношениям. И Алевтина сбежала. Она даже перестала временно посещать свой клирос, чтобы не встречаться с Ромой. Анализу ситуация не поддавалась. Вот, красивый, положительный — но никак не воспринимаемый молодой человек….

— Пресвятая Богородице, что со мной? — думала Аля. — Я как будто тоже в монахини собралась, что так чураюсь общения с противоположным полом?

Но нет, мысль о монашестве наполняла ужасом. Это грех, наверное, так думать о священном избранничестве? Покаялась в своем грехе. Старенький духовник улыбнулся в бородку на ее отчаянную исповедь и сказал тихо, что, наверное, монахиней ей быть не надо.

— Пост, милая, ты лучше не загадывай, а размышляй внимательнее о дне сегодняшнем, — и накрыл своей ладанной епитрахилью.

Марина тем временем энергично завоевывала внимание Степана, который, к слову, никогда не задумывался о трудном иноческом подвиге. Компания шумных и веселых ребят и девушек навещала заучку Степушку и вытаскивала его погулять по весеннему распускающемуся городу. Крестопоклонная, говорила Степе мама, а ты гулять надумал.

— Я и сам не очень хочу идти, — оправдывался наш герой, — но они очень обижаются, если отказать. Я немного — и домой.

И он шел, и соглашался, чтобы его под руку брала задорная и красивая девушка Марина, и провожал ее домой, когда все уже разошлись, не понимая сам, зачем это делает. Потом, будучи маститым священником, Стефан не раз объяснял своим духовным чадам, что, как бы трудно и неприятно ни было отказывать человеку, иной раз это необходимо делать во избежание дальнейших печалей и бед.

Маринка думала, что ее роман в самом разгаре. Она стала звать Степу домой, на чай, играла ему на фортепиано, пела высоким молочным голосом. Степа иногда приходил, иногда нет, — ссылаясь на занятость. Но, так или иначе, общение длилось, и однажды Степан подумал, что, действительно, влюблен. Он пригласил девушку погулять в дикий лесной парк, осторожно взял ее за руку, и повел нарядную Маринку по оврагам и лесным торным тропинкам. Марина мучилась на своих высоких каблуках, но не подавала виду.

Увы, Степа был неважным ухажером. Бесхитростно таская предполагаемую невесту по буеракам старого парка, он думал, что вот, возможно, сейчас решается его жизнь. Марина, держась из последних сил, чтобы не взбунтоваться, была сердита на Степу и разочарована неконкретностью разговора. Она ожидала большего от их прогулки: наблюдая Степана не первый год, понимала, что значит для этого, в общем, нелюдимого человека самому пригласить девушку на свидание. Но приходилось подавлять свое раздражение и терпеливо ждать, во что же, наконец, выльется их встреча.

И Степа заговорил. Он в нескольких словах обрисовал свое положение, что вот, он оканчивает учебу в университете,и, возможно, не станет работать по специальности, а примет священный сан. И что эта стезя очень сложная и много зависит от выбора будущей спутницы жизни.

— Я не знаю, найдется ли девушка, которая разделит со мной тяготы священнического служения, — сказал он.

Неизвестно почему эти слова задели Марину, и ее раздражение внезапно вылилось наружу.

— А я вот уверена, что найду себе мужа, — сказала она, пристально и несколько победоносно глядя на Стефана.

 

Роковыми были для нее эти слова. Они настолько не вписывались в Степино настроение и глубину помыслов, что он как бы очнулся и другими глазами взглянул на свою спутницу. И увидел то, чего никак не ожидал, — властную и расчетливо кокетливую молодую женщину, которая уверена в своей победе и нетерпеливо ждет реванша за все причиненные им любовные страдания. Опустим рассуждения о том, прав был в тот момент наш герой относительно своей спутницы или нет, но состояние ясности и бодрости, которое наполнило его душу, оказалось настолько сильным и радостным, что он принял мгновенное и бесповоротное решение.

Степан замолчал и, немедленно развернувшись назад, повел недоумевающую и встревоженную Марину домой. Вежливо поблагодарил за прогулку, попросил прощения и ушел, прямой и стройный, широко меряя шаг.

Дома девушка быстро взяла себя в руки и решила, что все поправимо, ничего страшного сегодня не произошло — просто причуды мужского менталитета, ничего более. Завтра они снова встретятся на прогулке… и продолжат начатый разговор.

Алевтина тем временем оказалась вовлеченной в приходскую жизнь. Она стояла в противоабортных пикетах и переводила с английского языка литературу для православного центра по борьбе с сектами, помогала своей регентше оформлять диплом и еще успевала на раннем поезде раз или два в неделю уезжать в деревенский храм с чудотворным Образом. Нельзя было понять по ней, что на самом деле происходило в ее душе. Всегда в одной молчаливой поре вставала на клиросе и читала часы перед богослужением, ни с кем близко не сходилась, терпела придирки домашних к ее времяпровождению — непривычно церковному для их семьи.

Регент Светлана считала Марину доброй и хорошей, глубокой и достойной девушкой, а к Але присматривалась с недоверием. Такая светская, с непонятным прошлым — вдруг ее появление в Церкви — досадная случайность, которая может стоить служения иному претенденту на священнический сан? Ведь вот женится на такой наш Степушка, к примеру, — а она и бросит его, бесовка… Неблагонадежная она, молчунья эта.

И ковыряла Светлана свою певчую без конца — то ли смиряя, то ли воспитывая, а то ли и просто так, из вечной женской любви к порядку и справедливости.

Аля плакала потихоньку от своих несовершенств, но с клироса не уходила. Какой радостью было для нее в воскресное тихое утро идти к метро, ехать в полупустом вагоне, предвкушая, как вскоре гулкий храм зажжется свечами, выйдет кроткий священник на солею и будет творить входные молитвы, благоговейно и чисто осеняя себя крестом. Что Света привычно и празднично станет шуршать нотами, придет розовощекая Маринка в хохломском платке, заколотом спереди по-казачьи, и как всегда, опаздывая, принесется мимо клироса послушник Женька-морячок, чтобы потом, исполнившись степенства и важности, выйти в стихаре со свечкой вместе с батюшкой во время каждения храма. Любила Аля неспешный, благоговейный диалог священника и хора, преображавшихся прихожан, ладан, мир и красоту службы. Но более всего, до полного самозабвения, потрясала Алевтину глубина, и сложность, и простота православного богослужения. Как здесь все взаимосвязано, гармонично, современно! Такое грандиозное строение не может быть рукотворным. Люди бы запутались, никогда не достигли бы такой цельности и высоты. Так, самое прекрасное ощущение от пения на клиросе заключалось именно в понимании происходящего: вот, столп от земли на небо, и она, Аля, где-то у его подножия, может, задравши голову, искать Света.

Тем временем Степушка бросил ходить в гости к Марине, погрузился в учебу и храмовые послушания. Его мама отвечала по телефону, что его нет, не может подойти. Маринка кручинилась и жаловалась на бессовестного иподиакона своей подруге и регенту Светлане. Одновременно с этим случай свел Алевтину и Стефана. Але для перевода нужно было передать видеокассету. Сделать это батюшка попросил Степу.

Мама предупреждала сына, что, мол, ты, главное, долго не сиди. Пришел к девушке в первый раз в дом, будь вежлив: умей откланяться вовремя. Но все произошло совершенно непредсказуемо — тем для разговора оказалось море, Стефан был очень речист и весел, и Аля, совершенно счастливая, не наблюдала часов.

Весть разнеслась мгновенно, многие девы опускали взоры долу и вздыхали надрывно: оказывается, Стефан и Алевтина вот уж две недели как серьезно дружат. Марина была подавлена, и ее легкая неприязнь к Але превратилась в полное неприятие. Итогом стала тяжелая ситуация — им стало трудно вместе петь на клиросе, богослужения превращались раз за разом в пытку, консерваторка Светочка умирала от стыда, прихожане морщились, а батюшка, как всегда, проявлял ангельское терпение, но, тем не менее, заметил как-то, что надо бы, милые, почаще вам спеваться.

Тогда Светлана решилась на разговор. Пригласила она к себе в гости Стефана, коварно, на чай, — и вылила ему на голову ушат холодной воды. Среди всего была сказана знаменательная фраза, что она, Света, девчонок своих клиросных портить не даст, и чтоб он уже определялся окончательно, с кем он там дружит и в каких целях.

Степушка очень расстроился. Менее всего он планировал дестабилизировать своим поведением приходскую жизнь! Кроме того, уважаемая всеми Светлана недвусмысленно дала ему понять, что Алевтина девушка легкомысленная и на роль матушки будущей совсем не подходит. По своему обыкновению, он мало прислушивался к сплетням, но тут что-то нашло на него и, придя домой, он прочем покаянный канон ко Господу, и решил отложить свои матримониальные намерения до времен неопределенных, пока не станет ясно, чего ему, Степе, собственно, от жизни надо.

Аля терялась в догадках: куда исчез ее загадочный друг. Он внезапно появился в жизни и столь же внезапно исчез, — как радуга после дождя. Но, по своему воспитанию, будучи человеком патриархальным, она решила не звонить первой и не искать встреч. Сердце кровоточило, на глаза все время навертывались слезы, в голове маячил как фетиш, его телефонный номер... но Алевтина убедила себя, что ее чувства к Степе таковы, что его свобода ей дорога так же, как и его любовь. Она думала, если ему тяжело с ней общаться, то принуждать к этому она не станет — от такого общения нет пользы. Кроме того, настоящие отношения пусть лучше начинаются с мужской инициативы, иначе легко собственными руками создать подкаблучника.

Проходили дни, Аля не догадывалась, кому она обязана разлукой со Стефаном, а Свету временами начинала мучить совесть. Внешне это выливалось лишь в повышенную раздражительность. В один из дней поста Светлана на клиросе вспылила по Степиному поводу и высказала мысль, что ничего хорошего не стоит ждать от того, кто меняет девушек, как перчатки. Марина ядовито согласилась, а Алевтина — расплакалась…

Света была поражена такой разной реакцией своих певчих и глубоко задумалась.

После Пасхи у Али в жизни случился весьма занятный воздыхатель. Спортсмен, тридцатилетний православный холостяк, имевший на нее серьезные виды. Аля, не испытывая никаких чувств, тем не менее, поехала к своему духовнику: брать ни больше ни меньше — благословение на брак. На самом деле ей было все равно, душа погрузилась в сумерки, все в жизни стало неинтересно и пресно. Ко всему добавилось еще и поражение воли, — и наступило полное уныние. Старенький священник, внимательно глядя на Алю, обещал разузнать о том человеке, и тогда только сказать ей свое решение, что и выполнил довольно быстро. Он сообщил Але, что лично спортсмена этого не повстречал, но друзья его хвалят, и чтоб была Аля осторожна и прислушивалась к слову родителей.

И Аля решила, что вот, пришла, видно, пора ей стать мужней женой. В ее состоянии это решение пришло как избавление от мучений и неопределенности. Когда предложение руки и сердца было получено, Аля рассказала об этом своему регенту:

— У меня благословение на брак. Кажется, летом свадьба.

Света испугалась. С Алей в последнее время творилось неладное, она, словно законсервировалась: не улыбалась, не смотрела на молодых людей во время пасхальных гуляний, не принимала участия в приходской жизни. Бледная, печальная, она совсем не походила на счастливую новобрачную. Будучи человеком решительным, Светлана сначала покаялась на исповеди, а потом снова пригласила к себе в гости Степушку.

Стефан со времени своего бегства со всех фронтов тоже похудел и осунулся. Стал еще более молчаливым. К его облику добавилась одна не совсем приятная черта: он рассеянно слушал Свету, перебирая длинными пальцами кисти скатерти. Раньше он такого себе не позволял, но, напротив, внимательно и участливо смотрел в глаза. Этот его добрый и терпеливый взгляд трудно было потом забыть.

Как бы вскользь Светлана заметила, что их певчая, Алевтина, кажется, имеет благословение на брак. Степа опустил глаза и не проронил ни слова. Но скорее поспешил откланяться и ушел в весеннюю майскую зелень, побледневший и расстроенный.

Степа вышел из пределов видимости Светиного окна и пустился бежать. Теснило грудь, он боролся со слезами. Такой боли молодому человеку в жизни не приходилось испытывать. Казалось, вот, единственная надежда на счастье уходит навсегда. Внутреннее волнение достигло апогея, и, подбежав к ближайшему телефону-автомату, он набрал не никак исчезающий из памяти номер. Автоответчик сообщил, что абонент выбыл. Степа сообразил, что номера во всем ее районе недавно сменились, набрал платную справку, сообщил телефон, куда высылать квитанцию на оплату этой услуги и… выяснил Алин новый телефон. Пошел дождь, Степа бежал по проспекту и звонил из всех встречных автоматов, — но номер был упорно занят. Наконец, после серии длинных гудков, трубку взяла Алина мать. Степан представился, Алевтины не оказалось дома… Он шел пешком, слушал, как гремит далекий гром и звонил ей — через полчаса, через час, и… о счастье, она взяла трубку!

Но разговаривать Степа не смог. Помолчал, и опустил руку: Алевтина — чужая невеста… Что делать? Господи, помоги, чтобы ситуация разрешилась!

В полутемном храмовом приделе шла исповедь. Стефан склонился под епитрахилью. Священник выслушал его историю от начала до конца. Вздохнул и посоветовал ему лично все разузнать: придти в гости, предложить свои услуги по какому-нибудь незначительному поводу. Если девушка откажется, все станет ясно.

— Не все невесты гарантированно выходят замуж, — улыбнулся священник, — Господь тебе в помощь!

Тогда Степан снова позвонил и напросился в гости — он когда-то принес Але кассету для просмотра и теперь сделал вид, что она ему жизненно необходима.

Аля находилась в непростой ситуации: замужество отменилось, дома царила атмосфера натянутая и тревожная. Дело в том, что на предполагаемой ее помолвке православный спортсмен сильно пил, дрался с гостями и ругался матерно. Самое смешное, что при этом присутствовал приглашенный «женихом» ее отец. Присутствовал недолго, забрал свою дочь и ушел, гневаясь, восвояси. Результатом этого дня был крутой домашний разговор. Родители в один голос уверили Алю, что благословение на брак с «этим типом» она от них никогда не получит. Аля с облегчением восприняла эту новость. Улыбнулась про себя лишь слову «благословение». Вот ведь, с нежностью думала она, совсем не хотят ходить в храм, а слова такие знают и применяют по делу. Может, воцерковятся?

Пришел Степан. Она сидела, что называется, ни жива, ни мертва. Сердце отказывалось служить, пальчики правой руки, совершенно белые, крутили на левой руке серебряное рубиновое кольцо. Степушка предложил проводить ее до автобуса, отвозившего насельников православного детского лагеря, где, как он знал по прошлым разговорам, она собиралась работать воспитателем. Аля согласилась…

Иподиакон, окрыленный надеждой, бежал домой: «Чужие невесты не соглашаются, чтобы их кто-то посторонний провожал в поездку у всех на виду», — думал он.

И Марина, и Света, и много других девушек и парней видели, как Степан тащил Алину сумку до самого автобуса, перекрестил ее на дорогу, и потом долго махал рукой вослед. Результатом этого события для Али стал бойкот со стороны некоторых православных подруг — свидетельниц их прощания.

Весь июльский сезон в детском православном лагере Аля пребывала в неизвестности относительно Степиных намерений. Она неленостно воспитывала вверенных ей детей, водила их в местный храм старинной кладки, слушала стройное монашеское пение и просила у Богородицы даровать милость и радость. Еще молилась о Стефане, уехавшем в далекую преддипломную практику. В сердце теплилась надежда, настроение, несмотря ни на какие бойкоты, было легким и светлым.

И вот, венец лета ознаменовался прекрасным событием. В канун Успения Богородицы, после вечернего богослужения, Аля подняла трубку и услышала любимый старческий тембр голоса своего духовника.

— Милая Алечка, — сказал он, — ко мне сегодня приходил один мальчик, ты его знаешь, такой, в очках (у Али при этих словах подкосились ноги, и закружилась голова), — Степан. Так вот, детка, я вас благословляю дружить: он весьма хороший человек.

 

На следующий день после литургии Маринка, Света и Аля увидели на пороге храма совершенно счастливого Степана. Потом двое бледных людей — он и Алевтина — долго смотрели друг другу в лица — и не могли ничего сказать. Ужасно невежливым было с их стороны, ни с кем не попрощавшись, взяться за руки и уйти в теплое солнце предпоследнего летнего дня. Марина отвернулась, а Света перекрестила их удаляющиеся спины.

Следите за обновлениями сайта в нашем Telegram-канале