Рождество в эпоху постмодерна

Фото: Gettyimages

В центре внимания предлагаемой статьи — секулярное измерение праздника и разные подходы к его осмыслению. Речь пойдет не о церковных традициях праздника Рождества Христова на Западе, не о культурных, семейных и народных обычаях, а о традиции, почти полностью растворившейся в массовой культуре, которая и стала жизненным пространством человека эпохи постмодерна.

Смысл настоящей статьи — обрисовать социокультурный контекст эпохи постмодерна, в который оказалась вовлечена на Западе традиция празднования главного праздника в литургическом календаре как Католической, так и Протестантской Церкви — Рождества Христова. При этом сразу оговоримся, что рассматривать мы будем не церковные традиции одного из главных христианских праздников. В центре внимания — секулярное измерение праздника и разные подходы к его осмыслению.

Введение. Постмодерн. «Общество спектакля», «симулякры». Человек эпохи постмодерна. Плюрализм и туризм

Для начала имеет смысл вкратце обозначить контуры той эпохи, которая в полной мере проявилась в культурной жизни Запада, начиная с средины 60-х годов ХХ века. Эпоха постмодерна явилась результатом «смены культурных парадигм» и затронула все стороны жизни, результатом чего стала «настоящая революция в сознании» (З. Бауман). Постмодерн обозначил конец эпохи Модерна и Просвещения как его центрального проекта, ознаменовав окончательную утрату веры в рационализм, прогресс и неограниченные возможности человеческого разума и науки. В сфере философии постмодернизма крушение старого утопического мышления, породившего Гулаг и Освенцим, породило недоверие к любым «Великим Повествованиям» (Ж.-Ф. Лиотар) и обобщающим моделям, в результате чего произошел не только отказ от поиска истины, проблематичным стал и сам статус истины, оказавшейся лишь одной из «языковых игр» (как их понимал Л. Витгенштейн). Притязание на обладание истиной стало восприниматься в постмарксистском духе как форма производства «ложного сознания» в целях установления господства над человеком путем навязывания ему той или иной идеологии. Мир, а вместе с ним и человеческое сознание, стали восприниматься как Текст, причем, текст этот подвергся «деконструкции» (Ж. Деррида), которая и стала главной стратегией культуры в эпоху постмодерна.

В сфере этики также произошли существенные изменения. После «смерти Бога», провозглашенной одним из провозвестников постмодернизма — Ф. Ницше, последовали сформулированные в постструктуралистской философии идеи «смерти автора» как гаранта смысла в литературе и «смерти субъекта» в философии (Р. Барт, М. Фуко), в результате чего человек стал восприниматься как место пересечения различных дискурсов, стихий и сил, власти над которыми он не имел. На смену христианской этике пришли разнообразные альтернативы, и культура постепенно вошла в стадию, которая многими авторами осмысляется как «постсекулярная эра», хотя некоторые настаивают на менее нейтральном понятии и говорят в этой связи о наступлении «постхристианской» эпохи. Посмотрим, какие модели осмысления социокультурной жизни предложил постмодернизм после исчезновения из культуры всех онтологических, аксиологических и метафизических категорий, которые были восприняты как категории тоталитарного сознания.

Фото: 31daily.com

Культурный и общественный деятель Франции Ги Дебор в своей вышедшей в 1967 году книге «Общество спектакля» предложил образ, которому суждено было стать одной из главных моделей самоосмысления постмодернистского общества в эпоху культурного империализма, тотальной власти рекламы и масс-медиа. Именно в контексте модели Дебора реальность стала восприниматься как «интегрированный спектакль», в котором «шоу-власть» отменила Историю. 

Модель Ги Дебора развил его соотечественник, недавно скончавшийся «мэтр» постмодернистской философии Жан Бодрийяр в созданной им «теории симулякров». Главной идеей «теории симулякров» стало представление о том, что в постиндустриальном обществе произошла подмена реальности «гиперреальностью», в которой образ реальности полностью поглотил саму реальность. Специфика же и новизна этого образа, который Бодрийяр назвал «симулякром», состоит в том, что это — «копия без оригинала», существующая сама по себе, вне какого бы то ни было отношения к действительности. Образ более не отражал окружающую реальность, не извращал ее и не маскировал ее отсутствие, как это происходило на предыдущих этапах истории, а просто вытеснил, встав на ее место. В понимании Бодрийяра, главным производителем реальности становится телевидение, производящее через продукты культурной индустрии многочисленные образы, которые не отсылают ни к чему, кроме самих себя. Завладевшие реальностью телевизионные образы и создают тот мир, в котором живет человек постиндустриальной эпохи.

Немецкий теоретик В. Вельш писал, что в эпоху постмодерна человек оказался в ситуации «радикального плюрализма» всевозможных культурных, религиозных, научных, политических, мировоззренческих концепций и жизненных практик, принципиально равноценных и равноотносительных. Плюрализм становится основной характеристикой эпохи. Человек уже на уровне повседневности непрерывно взаимодействует со знаками совершенно разных культур. Ж.-Ф. Лиотар, который ввел в 1979 году понятие постмодерна в философию, размышляя об особенностях жизни постсовременного человека, писал: «по радио слушают реггей, в кино смотрят вестерн, на ланч идут в Mcdonald's, на обед — в ресторан с местной кухней, употребляют парижские духи в Токио и носят одежду в стиле ретро в Гонконге». Ясно, что такое многообразие порождает новые стратегии проживания: человек лишь скользит по культурной поверхности, не углубляясь в особенности того или иного «культурного продукта», его историю, смысл и т.д. Привычной культурной практикой становится туризм как симуляция путешествия и паломничества, игравших в прошлом роль экзистенциальных ситуаций, дающих человеку возможность прикоснуться к сакральному измерению реальности.

Постепенно такой «туристический» модус восприятия распространяется на все области, где субъект сталкивается со знаковым миром культуры. Одной из таких ситуаций в постсовременном мире становится культура празднования Рождества. Как видно из вышесказанного, в эпоху постмодерна радикально изменился онтологический статус реальности, которая постепенно оказалась вытесненной, уступив место всевозможным муляжам, имиджам, маскам, и другим симулякрам «эпохи спектакля», не столько транслируемого, сколько создающегося СМИ как основным производителем реальности. Поэтому, пытаясь осмыслить суть происходящего сегодня, мы ведем речь идет не о церковных традициях праздника Рождества Христова на Западе, не о культурных, семейных и народных обычаях, а о традиции, почти полностью растворившейся в массовой культуре, которая и стала жизненным пространством человека эпохи постмодерна.

Фото: 31daily.com

Глобализация: Рождество и Санта-Клаус. Кока-кола и идеология

В политико-экономическом отношении эпоха постмодерна стала свидетелем «агрессивной экспансии глобального капитализма». При обзоре истории празднования Рождества в современном мире, становится очевидным тот факт, что мульткультурализм во многих сферах жизни оказался вытеснен процессом глобализации. Это особенно ярко видно, если попытаться ответить на совершенно простой в пространстве христианской культуры вопрос, кто же является главным героем праздника Рождества Христова.

Ответ она этот вопрос сегодня зачастую совпадет во многих странах Европы, Америки и Азии. При всем многообразии различных национальных культур, празднующих в современном мире Рождество Христово, совершенно очевидно, что главным действующим лицом праздника в глобальной перспективе стал не немецкий «рождественский дед» Вайнахтсман, не французский Пэр Ноэль, не шведский Йолотомен, не датский Юлеманден, не норвежский Юлебукк, не карельский Паккайне и не русский Дед Мороз. Очень непросто сейчас под всеми этими масками разглядеть святителя Николая Мирликийского как их прообраза, и, тем более, вспомнить, что главное действующее лицо праздника — Христос, Чье Рождество и празднуется в эти дни. Из прошлого известны случаи, когда эта соотнесенность практически исчезла из культурной памяти, как это было в советском сознании.

Проблематичность идентификации сущности праздника Рождества стала, пожалуй, основной его характеристикой в постсекулярную эпоху, главным признаком которой является не борьба с религией, а попытка ее симуляции.

Конечно, отчасти этому способствовала сама история рождественской традиции на Западе, в которой смешались праздник памяти Святителя Николая, Рождество и Сильвестр. Протестантизм отказался от идеи почитания святых, в католическом литургическом календаре сегодня святой по имени Николай также не встречается, однако Санта-Клауса, дарящего детям подарки в Рождество, знают во всем мире, включая Китай и Японию, а также многие другие страны, в которых христианское население составляет незначительный процент, а христианство не является традиционной для этой культуры религией.

Главный герой и центральный символ праздника Рождества эпохи глобализации — Санта-Клаус, внешний вид которого закрепился в культурном сознании во многом благодаря рекламному логотипу компании Кока Кола. Родина Санта-Клауса — героя эпохи постмодерна — это Америка, страна, которую Бодрийяр описал в одноименной книге как «главный симулякр современности». Обычай празднования памяти святителя Николая в Америку принесли европейские переселенцы, большей частью новые жители голландских колоний, где Sinterklaas (святитель Николай) почитался как небесный покровитель Нью-Амстердама, ставшего затем Нью-Йорком. В основу визуального образа было положено изображение Санта-Клауса американским художником-графиком шведского происхождения Хеддоном Сандблумом, разработавшим в 1931 году первый проект образа «рождественского деда» по заказу компании Coca-Cola, оформившей этот заказ в рамках построения рождественской рекламной стратегии. Проект оказался настолько успешным, что Хеддон Сандблум до 1966 года ежегодно выполнял по заказу фирмы, по меньшей мере, один образ Санта-Клауса в год для рекламы кока-колы, а многие и по сей день ошибочно считают, что именно этой компании Санта-Клаус обязан своим ставшим традиционным обликом. В то же время именно компания Кока-кола обеспечила образу Санта-Клауса всемирное распространение как главного символа рождественского праздника. В результат Санта-Клаус как рекламный символ признан одним из самых успешных брендов эпохи.

Фото: 31daily.com

В рамках рекламной кампании кока-колы с образом Санта-Клауса произошла существенная метаморфоза, во многом определившая его дальнейшую судьбу. Именно этот рекламный проект помогает немного приблизиться к пониманию его природы. Образ святителя Николая стал использоваться для рекламы напитка, ставшего настоящей «иконой» американской экспансии, «контрабандой» распространяющей американскую идеологию как «новый образ жизни». Произошло это вскоре после окончания Второй мировой войны, когда фабрики по производству кока-колы в обязательном порядке строились в зоне присутствия США. Именно с этим связан тот факт, напиток на протяжении всего периода холодной войны был запрещен в СССР, других социалистических странах, а также в некоторых исламских государствах. Интересно, что одной из высказываемых причин неприятия кока-колы исламским миром было «злоупотребление святыми символами», используемыми в рекламных целях. На этом этапе уже стала проступать знаковая природа конфликта, противостояния разных символических стратегий пропаганды.

Эпоха холодной войны прошла, место идеологии заняла экономика, пропаганда уступила место рекламе и пиару. Однако машина по производству символических реальностей, имиджей и соответствующих потребностей не останавливалась. И главным экспортером образов новой символической реальности в глобальном мире стала Америка, которая и выдвинула в мир потребления образ Санта-Клауса, который отныне был призван обслуживать «рождественскую индустрию».

«Потребительское безумие», «романтика» и «семейный очаг»

Анализ языка различных публикаций, посвященных осмыслению празднования Рождества в современном мире (заявления представителей традиционных христианских конфессий, социологические статьи в области социологии культуры, анализ новых тенденций в развитии мировой экономики, манифесты «левой альтернативы», критика глобализма представителей исламского мира) обнаруживает слово, которое во многом выражает не только атмосферу, царящую в дни празднования Рождества в эпоху постмодерна, но и стоящую за ней проблему. Речь идет о культе потребления и коммерциализации праздника. В немецкоязычном мире говорят об «опьянении от потребления» — примерно так можно перевести на русский язык немецкое слово «Konsumrausch», постепенно вошедшее в повседневный язык немцев, австрийцев, швейцарцев и т.д.

«Рождественское безумие» почти во всех странах проявляется примерно одинаково: рождественские скидки, рождественские распродажи, сопровождаемые рекламной поддержкой, создают настоящий бум в торговых центрах, что и становится одной из отличительных характеристик праздника в эпоху консюмеризма. Было бы глупо говорить, что этим праздник и ограничивается. Рождество со всех сторон окружено неотразимым обаянием и своеобразными рождественскими мифологемами, главной из которых является Чудо: «В Рождественскую ночь сбываются любые желания» и пр. Окруженная рождественскими образами праздничная иллюминация, особая романтическая атмосфера, соединенная с ностальгическими личными воспоминаниями, подарки, семейный очаг создают иллюзию восстановления утраченной целостности, возвращения Золотого века за счет актуализации глубинных архетипов сознания, все еще хранящих память о главном Чуде Истории — Чуде Рождества Христова и открывшейся через это возможности спасения человека на пути к Богу. Однако центральным «сюжетом» праздника на внешнем уровне все же остается потребление.

Источник — журнал «Богослов»

Впервые опубликовано 24 декабря 2008 года