Развод и девичья фамилия

«Анну Каренину» редко ставят в театре как классический спектакль, прибегая к форме то балета, то хореографии. Вот и «Анна Каренина. Lecture» на сцене Театра у Никитских ворот — инсценировка романа Льва Толстого через призму лекции Владимира Набокова.
Актёры давят на персонажей слишком экспрессивной игрой, делают их плоскими

Амбициозная заявка Марка Розовского могла бы стать событием в театральной жизни. Но режиссёр не учёл одного: лекция Набокова рассчитана на американских студентов, а не на русского зрителя, знающего роман с детства. Возможно, оттого и персонажи в спектакле вышли лубочными. Астеничная блондинка Анна Каренина (Наталья Троицкая-Кунгурова), беззастенчиво флиртующая с Вронским и потом бьющаяся в нервных припадках, лишена достоинства и стати, и дело не в цвете волос. Кити (Александра Афанасьева-Шевчук), которая у Толстого с большим усилием над собой отказывает Лёвину (Александр Чернявский), у Розовского легко прогоняет недотёпу — блеклого и затерявшегося где-то между дамских юбок — и тут же сладострастно вперяет глаза во Вронского. В свою очередь, Вронский (Игорь Скрипко) буквально поедает глазами Каренину, при этом хватая её за ноги.

Актёры давят на персонажей слишком экспрессивной игрой, делают их плоскими. Анна признаётся Вронскому, что беременна, и герой от радости пытается втереть в пол перчатки; всё-таки в XIX веке выражали страсть иначе. «Развод» — слово, которое постоянно звучит на сцене, — отражает фальсификацию, произошедшую в спектакле.

Истеричная Анна Каренина не вызывает сочувствия на фоне мужа, которого убедительно сыграл Александр Масалов. Органично в изображённой Розовским «пучине разврата» выглядит Стива (Владимир Давиденко) — правда, напоминающий скорее подгулявшего купчишку, чем вальяжного барина. Убедительна в своем образе и мать-наседка Долли (Наталья Баронина).

Находка режиссера, одновременно погубившая спектакль — форма лекции. Герои на сцене не самостоятельны, ими руководит некий модератор (Денис Юченков). Это не Толстой, но и не Набоков, а кто-то третий. Как лирический герой, он вмешивается в действие, даёт советы персонажам, взаимодействует с актёрами на сцене. Но в то же время его голос звучит в колонках, выделяясь среди других.

Картонную мораль московского «Вавилона» сценограф изобразил в виде ростовых кукол, с которыми играют герои спектакля

Казалось бы, на этом можно остановиться и следовать за автором — но нет. Желая подчеркнуть развратность высшего света, Розовский отправляет актрис на сцену в шёлковых ночнушках. Торчащие из-под белого платья Карениной чёрные чулки и туфли — то ли намек на червоточину под личиной добра, то ли безвкусица и небрежность. Выходит та самая пошлость, на борьбу с которой Набоков потратил столько сил.

А между тем было бы достаточно сценографического решения Александра Лисянского. Картонную мораль московского «Вавилона» он изобразил в виде ростовых кукол, с которыми играют герои спектакля, наклоняя их и появляясь в дверцах на их телах. Необычен и подбор музыки: Марк Розовский перемежает Вагнера и Прокофьева, Бизе и Чайковского, Шопена и Штрауса с современным роком и неожиданной фолк-музыкой народов Сибири.

Переплетение текста романа с современными вкраплениями удалось хуже. На экране иллюстрации модерниста Бердслей и рубеновские женщины чередуются с изображениями лошадей из «Яндекс. Фоток». Всё смешалось в спектакле Розовского.

Под конец на том же экране появляется фотография грустного Толстого, который с укоризной взирает то ли на актеров, то ли на аплодирующих им зрителей. Он и не догадывается, что часть аплодисментов предназначается ему — автору романа, для которого не страшны никакие интерпретации.

Фото — сайт Театра у Никитских ворот

Следите за обновлениями сайта в нашем Telegram-канале