Кто не работает — тот не есть?

Фото: Ilovemontessori.ru

Утром мы с коллегой пришли на работу. Один за другим стали подходить клиенты: первый принес с собой оладушки и тут же принялся их есть, второй переодевался, а третий подошел ко второму и вдруг неразборчиво, но громко произнес, очевидно, недавно освоенное слово: «Мошонка».

Наверняка вы догадались, что я работаю в ясельной группе детского сада. Садик у нас передовой, по методу Марии Монтессори. Нашу маленькую группу принято именовать «0-3» или «тодлеры» (от английского toddler — ребенок, начинающий ходить).

В тот день нас было совсем мало: всего пятеро, включая двух педагогов. Казалось бы, я должна была чувствовать облегчение — но мне отчего-то было стыдно. Ведь если кто-нибудь увидит, что мы не напрягаемся, бегая от малыша к малышу, а расслабленно занимаемся с ними; что шестеренки не крутятся, как бешеные, а размеренно совершают свой ход; что работа не кипит, а булькает — и это в Москве! — нас закидают гнилыми помидорами. Но на самом деле в спокойной обстановке дети «работали» больше, чем когда бы то ни было.

В Монтессори-педагогике есть несколько «особых» понятий. Одно из них — понятие «материал»: например, мы выдаем малышам набор для стирки и мытья посуды (настоящий, с водой и мылом!), или для полива цветов, приготовления яйца, лепки из теста... Каждый выбирает себе занятие по душе — и приступает к «работе». Честно говоря, я не до конца понимаю, почему прародительница метода предпочла это понятие более привычному слову «играть», но у меня есть некоторые соображения.

В итоге наш день получился продуктивным. Кроме Матвея, которому тишина помогла сосредоточиться, здорово продвинулся в своих успехах Николас. Он устанавливал коммуникацию с Маргаритой. Для него это актуальная тема, потому что он очень скучает по маме, а близкий и доброжелательный контакт с другими позволяет ему отвлечься от грустных мыслей и расширить границы своих привязанностей. Сама Маргарита в свободное от «отношений» с Николасом время тоже потрудилась на славу. Она почистила и порезала упомянутое яйцо, несколько раз пролила воду, переливая ее из одной емкости в другую, и потом несколько раз ее вытерла.

Кроме того, что наш день был насыщен деятельностью, он получился и медитативным: хотя каждый занимался своим делом, вместе мы наслаждались тем, что называется «быть здесь и сейчас». Оказывается, и так можно чувствовать себя во время работы. А может быть, даже нужно.

Фото: Eng.caexpo.org

Когда-то одна японка учила меня каллиграфии. Она специально привезла аутентичный набор для искусства японского чистописания: подкладку под бумагу и листы, с одной стороны гладкие, с другой — шершавые. «Потрогай», — предложила она. Я нетерпеливо прикоснулась к поверхности — хотелось скорее начать урок. Но учительница лишь неспешно обмакнула кисть в чернила и провела линию на листе. У меня по спине побежали приятные мурашки — это было удивительно!

Когда пришла моя очередь писать иероглиф, я быстро поняла, что действовать привычным образом не получится. Чтобы получилось по-настоящему хорошо, необходимо войти в определенное состояние. Мы привыкли: чем быстрее, тем лучше! Оказывается, бывает: чем медленнее…

Думаю, один из секретов успеха — в удовольствии от процесса, которое помогает совершенствовать навыки не меньше, чем пресловутая отработка до автоматизма. Оказывается, в японских школах за часовой урок каллиграфии нужно написать всего два-три иероглифа. И если справишься слишком быстро, тебе ничего не останется, как сидеть и скучать, ожидая звонка.

Мой муж как-то почти год не работал. Ну как не работал: не работал в традиционном понимании этого слова. Давал частные уроки, писал статьи, занимался своей диссертацией… Ему нужен был этот год, но невольно мы ожидали, что нас вот-вот кто-нибудь осудит за «такой образ жизни». Многие все еще помнят времена, когда действовала статья «за тунеядство» и звучали лозунги: «Кто не работает, тот не ест».

Времена-то эти прошли, но осадочек остался. По-прежнему живы убеждения: человек не может не работать, даже если у него есть достаток; нельзя посвятить жизнь творчеству, если оно не будет в полной мере материально вознаграждено; нельзя всю жизнь просидеть дома с детьми, полагаясь на заработок мужа — продолжать можно долго.

Родители внушали нам обязанность работать на износ еще и потому, что их родители пережили голодные времена. Мол, если не будешь работать, тебе нечего будет есть.

Но представление о работе как об обязанности, а не праве, — это побочный эффект «советской прививки к труду». Или, перефразируя тот самый лозунг, «Кто не работает, тот не есть».

Словно живешь зря, если не докажешь обратное заполненной до последней строчки трудовой книжкой.

Фото: Linkrecruitment.org.uk

Я не хочу утверждать, что мы не должны работать вообще. Но думаю, что работа должна быть частью нашей жизни, а не жизнь — частью работы. Фриланс, творчество, неполный рабочий день — на все это человек должен иметь право без страха осуждения. Я думаю, чем больше свободы будет в этой сфере, тем больше шансов, что людям удастся реализовать таланты и найти себя в профессии.

Возможно, Мария Монтессори использовала слово «работа» как раз для того, чтобы дети ассоциировали лучшее, что происходит в их играх — удовольствие, интерес, успех, открытия — с тем, чем им потом придется заниматься всю взрослую жизнь. Нет, не «придется», — тогда уж посчастливится.

А нам, может быть, стоит взять в свой «взрослый» лексикон слово «играть»?

— Милый, какой у тебя сегодня план на день? Во что будешь играть?

Глядишь, и наладится у человека трудовая деятельность. Но не так, как это должно выглядеть со стороны, а так — как он сам захочет.

А вообще, в нашей конституции написано, что «труд свободен», и что «принудительный труд запрещен». Даже если вы сами себя к нему принуждаете.