Картины и карантины: как художники разных эпох отзывались на пандемии

Пандемии и связанные с ними опасности и ограничения во все времена вызывали сильные чувства, которые выплескивались в искусстве. «ТД» представляет подборку произведений живописи и графики, где отразились эпидемии прошлого и настоящего.

Джакомо Борлоне де Бушис, «Пляска смерти» (фреска в Ораторио деи Дишиплини — Клузоне (Ломбардия, Италия), XV век)

 

Под названием «Пляска смерти» кроется не одно произведение, а целый сюжет родом из Средневековья: первые «пляски» появились еще в XIV веке. На множестве фресок, рисунков, полотен и скульптур Смерть без разбора ведёт к могиле пляшущих представителей всех слоёв общества: от знати и духовенства до купцов и крестьян.

«Пляска смерти» — это аллегория бренности человеческого бытия, равенства всех пред лицом смерти — вообще, а не только в эпоху эпидемии. Но считается, что своеобразным вдохновением для возникновения сюжета послужила именно пандемия чумы (и зачастую, хотя и не всегда, к нему обращались именно во время очередной вспышки).

Во время пандемий чумы в Европе были отмечены случаи необычной психической болезни, чаще всего называемой «пляской святого Витта»: люди начинали танцевать и не останавливались до тех пор, пока не падали замертво. Эти танцы, в которые людей словно вовлекала сама смерть, и стали основой иконографии.

Франсиско Рибальта, Святой Рох (1625)

 

Во время эпидемий люди особенно остро испытывают потребность в защите свыше. И раньше, и в наши дни многие ищут помощи у святых, наделяя некоторых из них способностью исцелять от конкретных болезней. В исключительных случаях, во время повального мора, мог появиться культ нового святого: так было и со святым Рохом.

Культ святого Роха как защитника от чумы начался в XV веке. По преданию, Рох был французским дворянином, который раздал свое имущество и молитвами исцелял больных чумой. Заразившись сам, он ушел в леса. Бог послал ангела, который исцелил Роха, и пса, который приносил ему хлеб и указал дорогу к источнику. Обычно святого так и изображали: в образе паломника, на ноге которого виден чумной бубон, и с собакой, держащей в пасти кусок хлеба.

Хотя Рох так и не был канонизирован, он изображен на множестве фресок, картин и миниатюр. Его культ прочно укоренился в народе, для которого он был символом человека, преодолевшего страх смерти благодаря вере в Бога.

Арнольд Бёклин, «Чума» (1898)

 

Швейцарский живописец Арнольд Бёклин создал, пожалуй, одно из самых известных символических изображений эпидемии — фигуру смерти с косой, несущейся над городом на крылатом драконе и забирающей жизни людей. Лик смерти со впавшими глазницами выразителен и находится в центре композиции, тогда как лик на иконе слева стёрт и нечёток. Дым застилает улицы города подобно тому, как ужас заволакивает его жителей.

Хотя своей темпере художник дал название «Чума», известно, что произведение было навеяно воспоминаниями о пандемии холеры в 1860–1870-х годах. В «Чуме» много того, что составляет почерк Бёклина: реалистическое изображение, символизм, мрачный колорит и повышенный интерес к мистическому (среди других известных произведений живописца — «Остров мертвых» и «Автопортрет со смертью, играющей на скрипке»). В поздние годы своего творчества, когда и была создана «Чума», Бёклин особенно часто обращался к теме смерти и бренности человеческого бытия.

Теодор Киттельсен, «Чума на ступенях» (1896)

 

Норвежский художник Теодор Киттельсен стал известен, издав несколько книг с пейзажами и рисунками на сюжеты из скандинавской мифологии. Однако самой известной его книгой оказалась «Черная смерть», созданная в середине 1890-х годов. Книга, состоящая из пятнадцати поэм и сорока пяти маленьких и больших рисунков, была посвящена эпидемии чумы, которая прошла по всей Европе в середине XIV века и стала причиной смерти миллионов человек, особенно сильно опустошив Норвегию.

На некоторых рисунках, от которых и сегодня стынет кровь, изображены жертвы чумы. Но все-таки самыми жуткими оказались не натуралистичные изображения их смерти, а сама чума в образе старухи.

Интересно, что Киттельсена «вдохновила» встреча со старушкой-современницей, которую соседи прозвали «Чумой». Художник вспоминал: «Глаза её смотрели искоса, тёмные и беспокойные, глазницы глубоко вдавались в череп. Время от времени странный, зловещий свет вспыхивал в них, и они начинали быстро сверкать сразу во все стороны, так что было невозможно поймать её взгляд. Голова ее тряслась вверх-вниз, рот рывками двигался при разговоре — остро, ожесточённо. Она была хуже, чем сама чума…».

На рисунке «Чума на ступенях» старуха, преодолев закрытую дверь избы, поднимается наверх, где от нее в ужасе спрятались обитатели. Мы видим ее с точки зрения ребенка или человека, укрывшегося под кроватью в надежде, что беда обойдет его стороной. Ломаная, кружащая голову перспектива рисунка, написанного как бы с двух точек зрения, только усиливает ощущение ужаса.

Павел Федотов, «Всё холера виновата» (1848)

 

В ироническом ключе написана акварель Павла Федотова «Все холера виновата». Хотя в 1848 году, когда было создано это произведение, в Петербурге действительно была эпидемия холеры (самого смертоносного инфекционного заболевания XIX века), у Федотова серьезное перемешано с комическим.

Художник изобразил камерную домашнюю пирушку: «перебравший» вина участник застолья, лежащий пластом; женщина, в комичном отчаянии пытающаяся привести его в чувство с помощью щетки; хозяин, предлагающий ей другое «живительное средство» — стакан чая…

На обороте акварели Федотов написал стихотворение, поясняющее смысл названия:

Как лукавого в грехах
Наш брат укоряет
Так, когда холеры страх
В городе гуляет,
Всё всему она виной —
Всё холеры.
<…>
Так подчас, забывши страх,
На приятельских пирах
Выпьют одного вина
По полдюжины на брата.
Смотришь худо — кто ж вина —
Всё холера виновата…

Нам еще только предстоит узнать, насколько злободневным окажется для нас произведение классика и насколько сильным будет общее желание обвинить пандемию во всех возможных бедах — от пьянства до обвала национальной валюты.

Эдвард Мунк, «Больная девочка» (1886)

 

Туберкулёз, забиравший человеческие жизни ещё много веков назад, особенно широко распространился во второй половине XIX века (инфекция сохраняет статус пандемии и в наши дни). Возможно, эта эпидемия лучше всего отражена в искусстве, поскольку болезнь считалась «благородной», ее романтизировали. Юноши и девушки, полные сил и любви к жизни, которым, подобно прекрасному хрупкому цветку, из-за туберкулёза суждено зачахнуть раньше срока, — едва ли не целый иконографический тип.

Ещё раньше особую известность приобрели такие героини картин, впоследствии умершие от чахотки, как, например, Мария Лопухина с портрета кисти Владимира Боровиковского или Симонетта Веспуччи, которая позировала для Сандро Ботичелли. Резко опущенное левое плечо Венеры на его картине некоторые современные исследователи связывают именно с болезнью натурщицы.

На картине Эдварда Мунка «Больная девочка», написанной в 1886 году, нашли воплощение воспоминания художника о последних днях жизни его старшей сестры Софи, которая умерла в 1877 году от туберкулеза. Болезнь была для семьи роковой: из-за нее же ушла из жизни мать норвежского живописца, когда тот был еще совсем мальчиком. Вместо нее заботы по ведению хозяйства взяла на себя тётка — вторая женская фигура на картине, сокрушенно опустившая голову у кровати больной, продолжая держать ее за руку и словно пытаясь придать ей сил.

Современники критиковали картину Мунка за эскизность, незавершенность, свойственную впоследствии многим его произведениям. Но в случае «Больной девочки» это работает как художественный прием, помогающий раскрыть замысел Мунка. Произведение напоминает этюд и как бы едва намечено — точно так же, как жизнь 15-летней девушки с нежным лицом, словно излучающим свет... И точно так же, как спустя годы после своего ухода близкие остаются в нашей памяти родными, но не всегда четкими силуэтами.

Эгон Шиле, «Семья» (1918)

 

Картина Эгона Шиле стала одним из символов эпидемии «испанского гриппа», который век назад унес жизни десятков миллионов людей во всем мире. Причина — в ее исповедальности. Все изображенные на холсте люди — а это сам художник, его жена и их нерожденный ребенок — вскоре умерли от «испанки».

Произведение стоит особняком в творчестве Шиле. Краски сдержанные, в позах моделей нет ничего нарочито неестественного, изломанного, как на многих других картинах художника. Впрочем, их расслабленность больше напоминает не тихую семейную гармонию, а покорность и обреченность. Обычная для Шиле обнаженность моделей здесь никак не связана с эротикой: отсутствие одежды делает героев совершенно беззащитными перед болезнью. Хотя все члены семьи изображены рядом друг с другом, ни один из них не пытается обнять другого. Самые близкие люди оказываются одиноки перед лицом смерти.

Жена Эгона Шиле умерла на шестом месяце беременности. Художник, успевший завершить картину, пережил супругу на несколько дней и умер в возрасте 28 лет.

Хамид Эбрахимниа, видеоарт о борьбе с коронавирусом (2020)

 

У коронавирусной инфекции есть все шансы стать источником вдохновения для многих современных художников. В пандемии нашего времени впечатляет и скорость, с которой она поменяла привычное устройство мира, и необычные для большинства людей условия самоизоляции, и ощущение глобальности и единства человечества. Вероятно, шедевры о нашем настоящем ещё ждут своего часа — и мы увидим их, когда пандемия схлынет, а тревога уйдет. Жертвы будут оплаканы, и наступит время рефлексии.

И все же современные художники уже начали создавать произведения, в которых пытаются осмыслить происходящее. Так, в марте 2020 года иранский художник Хамид Эбрахимниа опубликовал в своем инстаграме несколько видео, на которых метафорически изображена борьба людей с коронавирусом: вертолёты надевают медицинскую маску на башню Бордже-Милад (самую высокую в Иране) и укрывают белой тканью Эйфелеву башню, а к Пизанской башне подключены гигантские мониторы пациента.

Сам художник назвал видео «символическим произведением, которое показывает коллективное противостояние болезни», и призвал соблюдать рекомендации Всемирной организации здравоохранения.

***

Эти произведения сближают нас с далекими предками и подсказывают, что:

— мы так же остаемся детьми природы и можем зависеть от ее прихотей, несмотря на все достижения науки и медицины;

— так же имеем право на страх и тревогу, которые, возможно, более адекватны ситуации, чем призывы черпать вдохновение здесь и сейчас;

— каждый из нас имеет право выбрать то, что питает именно его душевные силы: поддержку близких, иронию, молитву или всё это сразу.

А еще — что наши страхи должны быть соразмерны нынешней пандемии, все-таки не сопоставимой ни с чумой, ни с холерой, ни с испанским гриппом.

Следите за обновлениями сайта в нашем Telegram-канале