Как я снимал фоторепортажи на митингах и столкнулся с российским правосудием

Митинг 31 января 2021 года. Фото Семена Лопухова

Когда о предстоящем митинге 23 января заговорил мой друг детства, которого я всегда помнил аполитичным, я удивился и понял, что журналисту в этот день дома будет не место. Я отправился на Пушкинскую площадь, чтобы сделать материал и пополнить свое фотопортфолио. По образованию я политолог, поэтому не ограничился одним фотографированием, но также беседовал с людьми, спрашивал, зачем они вышли на улицу, каких взглядов придерживаются.

Кстати о моих взглядах: я консерватор. Это отнюдь не значит, что я хочу, чтобы все было как при бабушке, а значит, что мне близки христианские ценности, русская история, верховенство права и свобода. При этом мне кажется, что наша политическая действительность ведет страну к упадку. Отношение к Алексею Навальному у меня сложное, и на митинг я шел не поддержать оппозицию, а поработать и постараться понять ситуацию.

Из тех, с кем мне удалось поговорить, никто четко не мог сформулировать, каково его место в системе политических координат. 

— А зачем вышли?

— Потому что я против произвола!

Или: «Я за закон!» — таков был стандартный ответ. Интересно, что и активных сторонников Навального я среди своих собеседников не встречал. Один юноша ответил, что вышел не за Навального, а против действующей власти. 

Пестрели плакаты с надписями: «Свободу политзаключенным!» или «Путин, уходи!», развевались российские триколоры. В воздухе торчало множество туалетных ёршиков, ставших символом протеста.

Символика протеста. Фото Семена Лопухова

Мирные «безобразники»

Впрочем, представители определенных платформ все-таки встречались. Где-то на краю площади виднелся кумач. В первых рядах стоял парень в медицинской маске с надписью «14/88» (кодовый лозунг неонацистов — «ТД»). В начале митинга задержали ЛГБТ-активиста с радужным флагом. Один мужчина пришел одетый викингом, намекая на американца, который в начале года возглавил штурм Капитолия. Иногда народ заводил кричалку «Долой царя!». По моей примерной оценке, не претендующей на репрезентативность, таких «идеологизированных» участников было не более 20% от общего числа митингующих. Надо сказать, что я как фотограф не находился в одной точке, а был везде, где только мог.

Было много молодежи, но не больше, чем людей среднего возраста. Встречались пенсионеры. Протест был в основном мирный, однако случилось несколько тревожных эпизодов: один парень залез на фонарь и развернул плакат с неприличной надписью, касающейся Алексея Навального. В храбреца полетели снежки, а затем протестующие стащили его с фонаря и избили. Потом на этот же фонарь залез другой парень и стал размахивать ершиком и синими трусами.

Мне как фотографу был нужен обзор с высокой точки, так что я сам пристроился на небольшое возвышение под фонарным столбом. Один из мужчин в толпе подумал, что я тоже хочу залезть наверх и сказал:

— Не надо, мы мирные протестующие.

Я ответил, что как журналист придерживаюсь нейтралитета. И действительно: я не выкрикнул ни одного лозунга, не нес с собой никакой символики. При этом я видел, как полиция работала дубинками и задерживала людей в произвольном порядке.

На Пушкинской площади. Фото Семена Лопухова

Пустой рюкзак как повод для задержания

Через неделю, 31 января, я отправился снимать следующий митинг. На этот раз перекрыли восемь станций метро в центре Москвы и сделали все, чтобы большая группа протестующих не смогла собраться. Задействовали огромное количество силовиков. Митингующие прошли километры, постоянно меняя маршрут и как бы играя с полицией в догонялки. В этот день я впервые встретил человека, который сказал, что он «за Навального». Встречались и эпизоды мелкого беспорядка: например, несколько молодых людей ехали на «колбасе» троллейбуса. Или, когда народ скандировал безобидную кричалку, кто-то вдруг приделал к ней рифмованное матерное продолжение. Не знаю, кто предпринял эту попытку, провокатор или просто хулиган, но она не удалась: толпа замялась и умолкла. 

2 февраля, в день суда над Навальным, я вновь поехал снимать. На этот раз метро не закрыли, а просто задерживали у здания суда всех, кто проходит мимо и не имеет в этом районе прописки. Я вышел из метро, даже не успев надеть желтый жилет и достать камеру, когда меня остановили и отправили в автозак. Вначале в полицейской машине было только пятеро журналистов (все из небольших СМИ). Пресс-карты, редакционные задания и желтые жилеты нам не помогли. Одного моего коллегу попросили показать рюкзак. Рюкзак был пуст. «С пустыми рюкзаками только мародеры ходят», — сказал полицейский и проводил журналиста в машину.

Автозак постепенно заполнялся людьми. Кто-то собирался пойти на митинг, кто-то шел на работу, в кафе или на фитнес. Нас привезли в отделение и написали в рапортах и протоколе всем одно и то же, как под копирку: «Выкрикивал лозунги и не реагировал на многократные предупреждения сотрудников полиции». В моем случае это было абсолютной неправдой.

Клерки в мантиях

Мою невиновность подтверждает фото, сделанное двукратным лауреатом Пулитцеровской премии Александром Земляниченко из агентства Associated Press. На его снимке видно, что время, место и обстоятельства моего задержания не соответствуют тому, что указано в протоколе. 

Момент задержания Семена Лопухова. Фото Александра Земляниченко, "Associated Press"

Я принес это фото в суд вместе с редакционным заданием и справкой об официальном сотрудничестве со СМИ. Однако меня признали виновным и приговорили к минимальному штрафу — 10 тысяч рублей. Мои ходатайства о вызове в суд сержантов, подписавших скопированный текст рапорта, и майора, составившего протокол, были отклонены.

Я наивно спросил судью:

— Ваша честь, вы ведь понимаете, что клевета полицейских в протоколе — это верх гнусности?

Судья совершенно серьезно и даже назидательно ответил (передаю дословно):

— Они не только клевещут. Они еще берут взятки, пытают людей и даже иногда подкидывают наркотики. Они обычные люди, не надо их идеализировать.

Согласно законодательству, по административным правонарушениям защитник не полагается. Так что у меня был защитник от ОВД-Инфо (российский негосударственный медиапроект, декларирует своей целью борьбу с политическими преследованиями — «ТД»).Ночью перед судом адвокат помогал мне оформлять ходатайства (ночью, потому что работы у них было невпроворот), а потом провел со мной несколько часов в суде (образовалась небольшая очередь из задержанных на митингах). 

— Российский судья, который рассматривает дела задержанных на митингах, это, образно говоря, клерк в мантии, — говорит мой защитник Константин Бойков, — а наш суд есть, практически, чиновничья инстанция между полицией и ЕСПЧ. И неважно, участвовал в протесте обвиняемый или мимо проходил. Судьям не нужны проблемы: оправдывая тех, кто был на митинге, они подвергают опасности свою карьеру.

Задержание на митинге 23 января 2021 года. Фото Семена Лопухова

Церковь — вне политики?

Но если от судей и полицейских подобного поведения более или менее ожидаешь, нельзя сказать того же о представителях Русской Православной Церкви. Церковь вне политики — такова ее официальная позиция. Однако все чаще встречаются священники, которые во всеуслышание заявляют о своих политических предпочтениях. При этом не секрет, что мнение пастыря обладает большим авторитетом среди его прихожан и духовных чад. В результате все чаще среди православных можно услышать высказывания о том, где именно в политической дихотомии должен находиться «настоящий христианин». Я помню случай, когда прихожане одного храма добивались увольнения алтарника из-за его необычных и чуждых большинству политических взглядов. 

Могут ли прихожане и священники иметь частное мнение? Безусловно. Проблема начинается тогда, когда мы начинаем осуждать других за позицию, отличную от нашей, и желаем навязать свою правду.

Убежище

Один известный пастырь сказал своим зрителям в YouTube, что люди, участвовавшие в январских протестах, действовали по наитию «американской разведки». Что «американские шпионы» обещали 500 рублей каждому за участие в митинге и 1000 рублей — за скандирование лозунгов. А за бросание камней в полицейских — еще больше. 

Лично я не видел, чтобы кто-то из митингующих кидался камнями (снежками, правда, кидались). Мне крайне сложно представить, чтобы люди, с которыми я беседовал на улицах, могли иметь какие-либо отношения с американской разведкой. Наши митинги несравнимы с теми протестами, которые иногда сотрясают те же США или страны Евросоюза. Русские не громят магазины и не поджигают машины — пока они просто выходят высказать свое мнение: настолько мирно, что даже сквернословная кричалка не пришлась толпе по вкусу!

На митинге 31 января 2021 года. Фото Семена Лопухова

Возможно, я молод и глуп, и допускаю, что взгляды мои ошибочны. Но мне не хотелось бы, чтобы нашу Церковь составляли только представители определенной политической силы. Я удивлюсь, если мне кто-то убедительно объяснит, почему православный человек должен поддерживать одну партию или болеть за конкретную футбольную команду (или какие там еще идентичности разделяют людей).

Меня утешают противоположные примеры: скажем, поступок иеромонаха Иоанна (Гуайты), который летом 2019 года укрыл в своем храме протестующих от силовиков, предложив всем совершить молебен о мире. А вечером — так же приютил полицейских, зашедших попить воды. «Человек приходит в храм и всегда имеет право на то, чтобы его приняли с любовью. Независимо от его политических взглядов», — сказал отец Иоанн. Вспомним, что в романе Виктора Гюго «Собор Парижской Богоматери» говорится, что в Средневековье любой Божий храм предоставлял убежище и укрытие для преследуемых.

Меня порой спрашивают: «Зачем ты ходишь в храм, если патриарх где-то там пожал руку президенту?». Я отвечаю, что отвернуться от Церкви из-за того, что кто-то из ее представителей, как нам кажется, нарушает политический нейтралитет — это самое безумное, что можно сделать. И не потому, что есть священники, которые всегда останутся нейтральными: даже если все духовенство станет меня учить, «как надо любить родину», я не уйду из Церкви. 

Любой священник — это предстоятель, и я хожу в храм не к нему, а к Богу. Если человек рукоположен в священнослужители и на нем есть преемство хиротоний со времен апостолов, что мне еще нужно? 

Я терпеть не могу споры о политике, особенно если они исходят от верующих людей. Я хочу сохранить мир, ведь к Святым Таинствам мы подходим все вместе.

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции