«Каждый имеет право на долю свободы». Писатель Александр Гриневский — о романе «Кыш, пернатые!»

Крылатые инвалиды

— Александр Олегович, в прошлый раз мы беседовали о книгах, прочитанных вами за последнее время. Как сейчас с чтением?

— Я придумал занимательный проект: прочитал пятнадцать романов, вошедших в шорт-лист премии «Большая Книга» за прошлый год. Мне стало интересно, в каком ключе пишут топовые русские авторы. Раз прочитал, то решил написать отзывы на эти книги. Это не критический разбор — просто мнение читателя. Больше того, я позволил себе поиграть в члена жюри Большой Книги — выделил наиболее понравившихся авторов и расставил собственные приоритеты. Всё это можно увидеть в моей ленте в «ВКонтакте».

— Расскажите в общих словах для тех, кто не успел прочитать ваш новый роман «Кыш, пернатые!»: что там происходит?

— О людях, способных летать, писали многие: и Габриель Гарсиа Маркес, и Павел Вежинов, и в какой-то степени Ричард Бах в «Чайке по имени Джонатан Ливингстон». Но у них способность летать никогда не меняла физиологию человека — просто прибавлялась дополнительная надстройка. У меня физиология меняется.

Представьте, что по непонятной причине у вас вдруг вместо рук вырастают крылья. Сбылась мечта человечества о свободном полёте! Но это лишь одна сторона медали. Другая — совсем неприглядная. Вы не можете сами есть, одеваться, да и, прошу прощения, как быть с туалетом? А как отнесутся к этому ваши близкие?Ведь вы стали обузой, тяжелобольным, за которым нужен постоянный уход. Захочет ли общество принять вас таким или приложит все силы, чтобы вас уничтожить?

Мой роман — о том, как выжить в ситуации, когда ты становишься иным. В книге очень много героев, у всех разные судьбы, разная любовь. Есть предательство, погони, «ловцы», которые пытаются поймать крылатых и изолировать их. Вот канва книги.

— А вы наблюдали за птицами, чтобы правдоподобно описать сцены полета?

— В 60-х, когда я учился в средней школе, было модно гонять голубей. Вся Москва была в голубятнях. Мы не учились — мы бегали, ползали по крышам, ездили на рынок покупать голубей. Потом через пару лет почти все голубятни из Москвы пропали. Естественно, я представляю себе полет птиц. Я знаю, как взять птицу в руки, как зажать лапы между пальцами, как ее держать, поить, как подбросить в воздух, как она расправит крылья. Всё я помню еще с тех времен.

«Что хотел сказать автор?»

Александр Гриневский. Фото из личного архива

— Кстати, крылья в романе вырастают только у мужчин от сорока до шестидесяти лет, когда случается кризис среднего возраста и хочется как бы взмыть в воздух. Идея в том, что нужно быть аккуратным в своих желаниях?

— Автор, как и читатель, не знает, почему это произошло. Он может лишь догадываться. Ну а что касается того, что нужно быть аккуратным с желаниями… Наверное, вы правы. Мы же привыкли бросать слова на ветер: «Ах, вот бы я сейчас полетел!» А давайте представим, что мироздание откликается на любой «запрос»: хочешь лететь — на́ крылья, хочешь красивой жизни — держи!

Мне хотелось показать глобальное непонимание происходящего, создать тревогу. Почему у этого мужчины вдруг выросли крылья? Виноват ли тот странный бомж, с которым он только что говорил? Что читатель, что автор не понимают причину происходящего. Бог, мутации, эпидемия? Ответа нет.

— Как раз один из героев, Валерий Павлович, предполагает, что дело в божественном вмешательстве…

— Это красивая идея: Бог перекраивает людей, потому что они своими шаловливыми ручонками создали атомную бомбу и вот-вот погубят планету. Ведь люди мало что смогут делать крыльями, а значит, эволюция пойдет другим путем.

Впрочем, Валерий Павлович сомневается, когда рассказывает об этом. Вроде бы все сходится, но возникают вопросы: почему только мужчины, почему среднего возраста, почему их так мало?

— А если предположить, что небо захотело не проучить людей, а пойти на контакт с человеком, как в «Солярисе» Станислава Лема?

— Будем считать, что это вполне возможный вариант. Так ли это? Не факт, но я как автор «заставил» вас придумать свою версию. И это прекрасно.

О Внутренней Монголии и «внешней» Москве

Выставка иллюстраций Марии Реневой к предыдущему роману писателя «Аргиш». Фото из архива Александра Гриневского

— Да, рассуждать можно бесконечно. Скажите, есть ли в стремлении «крылатых» отправиться в Монголию отсылка к Внутренней Монголии Виктора Пелевина?

— Отсылки к Пелевину нет по одной причине: мне кажется, он пишет о мистической, оккультной Монголии. Меня же Монголия прельщает как физическое пространство. Я, к сожалению, не был в этой стране, был только на границе. В романе Монголия — это придуманное мной представление об огромных малозаселенных пространствах. Цивилизация там — в точечном виде в городах, а в остальных местах — древняя жизнь, которая идет из века в век. Здесь, конечно, есть отсылка к роману Леонида Юзефовича «Самодержец пустыни. Барон Р. Ф. Унгерн-Штернберг и мир, в котором он жил».

Своих героев я поместил в места, которые знаю, — это Горный Алтай. Там ходят яки по переливающимся травой равнинам, орлы парят в воздухе, рядом высятся горы, облака висят и царит запустение. И даже из этих фантастических мест герои рвутся в Монголию, где ещё более спокойно, ещё более пустынно.

— В книге есть глава, где герои гуляют по «Москве памятников». Как получилось придумать такой маршрут: Есенин, Блок, Гоголь, Шолохов, Нансен, Бродский, Веничка Ерофеев? Меня он так вдохновил, что я даже повторила путь — правда, ошиблась с Гоголем: нужен был «сидящий» памятник, а я пришла к «стоящему».

— А вы знаете, как в 70-е годы хиппи договаривались о встрече на Гоголевском бульваре? Это называлось «встретиться на Гоголях». Вот я гулял «на Гоголях» и увидал там «стоящего» Гоголя. Обошел кругом, посмотрел, думаю: «Что необычного-то?»

Я, недолго думая, подошел к бабушке с палочкой: «Вы не знаете, тут где-то должен быть другой памятник Гоголю?» Она говорит: «Вот-вот, во дворике, в садике, где библиотека». Я пошел туда и обомлел, конечно, когда увидал «сидящего» Гоголя — злого, больного, совершенно фантастического. Когда ты его обходишь вокруг, он следит за тобой взглядом.

Выяснилось, что много памятников, стоящих на площадях, совсем не трогают меня, коренного москвича. А есть такие, которые создают эмоциональную нагрузку. Казалось бы, вот памятник Есенину: простой мальчик, в котором мы узнаем гения, шагнувшего из Рязани в Москву. Но рядом с ним каменные лебеди, и ты понимаешь: как он был деревенским парнем, так он им и остался. Сразу вспоминаются висящие над кроватью тканые ковры, на которых плавают лебеди. Это было украшение каждой деревенской семьи.

Потом потихонечку приходишь к Блоку. Это очень тяжелый автор, темный. Он стоит в темноте в маленьком дворике — никого нет, два окна в доме горят. И поэт как будто с тобой разговаривает.

Дальше — Нансен во дворике. Казалось бы, его надо изобразить в унтах, с веслом — он же полярник. Нет: стоит фантастический хлыщ, держит руку на плече мальчика в шляпе. И ты понимаешь, что он не только полярник, но и человек, который спас огромное количество жизней у нас в России, когда в Поволжье был голод.

Веничка Ерофеев чего сто́ит! Тоска же зеленая, когда смотришь в темноту, а на тебя глядит из окна человек, который едет к своей любимой, а любимая стоит в другом конце садика. Ветер катает листья, и никого нет.

Такую мысленную прогулку по памятникам можно продолжать долго. Для реальной прогулки нужно свое время и настроение. Мы, москвичи, живем на «островах», которые знаем, а между ними — пространство, которое мало обжито и непонятно. Как только ты попадаешь за пределы «островов», начинаешь себя ощущать в чужом городе.

Фантастика или гиперреализм?

Съёмки буктрейлера книги. Коллаж из архива Александра Гриневского

— В одном из интервью Вы описывали свое творчество как «бытовую» фантастику. Применимо ли это определение к «Кыш, пернатым!»?

— На этот вопрос я не то что затрудняюсь ответить — у меня просто волосы дыбом встают, когда я его слышу. Когда я впервые начал читать роман в Центральном доме литераторов на семинаре, мне сказали, что его никто не напечатает — он выбивается из всех канонов. Я пропустил это замечание мимо ушей. Но когда принес роман в редакцию, главный редактор меня тут же спросил: «Александр Олегович, какой жанр этого произведения?» Я развел руками.

Я не считаю написанное «чистой» фантастикой. Фантастический роман предполагает фантастическое событие, которое развивается в фантастическом сюжете. Мне это не очень интересно. Куда интереснее запустить фантастическое событие в реальную жизнь и посмотреть, какими будут последствия. Я прислал редактору вариантов десять, начиная от фантастики и кончая гиперреализмом. Все это не пошло, и «Дружба Народов» выпустила текст под шапкой «авантюрный роман».

Я с интересом читаю отзывы на роман, и как его только не характеризуют: философское эссе, фантастика, сюрреализм, психоделическое смешение фантастики и реальности. Ни одно определение, как мне кажется, не подходит, но на самом деле это и не важно. Вопрос в том, нравится или не нравится.

— Один из комментаторов описывает ваш роман как «салат из "Превращения" Кафки и "Чайки по имени Джонатан Ливингстон" Баха, обильно политый соусом современной реальности». Действительно ли вы вдохновлялись этими произведениями?

— Александра, ничем я не вдохновлялся. Я могу вам выдать такой же сюжет, как в «Кыш, пернатых!», на ровном месте. Представьте себе: вы просыпаетесь у себя в комнате оттого, что у вас на балконе что-то стучит. Вы ворочаетесь, потом отдергиваете занавеску и видите синицу размером с собаку, которая сидит на полу балкона и еще телепатически может с вами разговаривать. Всё, фантастика на этом закончилась.

Как изменится ваша жизнь? Куда вы денете эту синицу? Вы не можете ее прогнать, потому что ее убьют, а ветки под ней ломаются. Как сказать родителям или любимому: «Я спешу домой, потому что у меня там вот…» Точно так же мне пришло в голову: «А что, если вдруг?..» И никакой Кафка здесь не нужен.

— Если попытаться сформулировать в двух словах, то о чем роман?

— Я все время задумывался: вот я написал четыре романа — какая главная тема? В итоге понял, что пишу о личной свободе человека. В романе поднимается важный вопрос о взаимоотношении индивидуума и общества. И не важно, крылатый это человек или просто инакомыслящий.

Общество — не застывший конгломерат, это живая структура. По мере того, как меняется сознание ряда индивидуумов, меняется и само общество. Но изменение общественного сознания — процесс медленный, длительный. Сознание индивидуума меняется куда быстрее. На этой почве и возникает конфликт между обществом и отдельными его членами.

Устами своих героев, которые неожиданно стали иными, обрели способность летать, я призываю общество быть более терпимым ко всему новому, умерить накал страстей, не поддаваться невыверенным решениям, не преследовать неугодных. Все мы люди, каждый имеет право на долю свободы.

На правах рекламы

— Выходу книги предшествовал буктрейлер на YouTube. В России подобная реклама книг — ещё довольно редкое явление...

— Первоначально роман был напечатан в журнале «Дружба Народов». После того, как его выдвинули на премии НОС и «Большая Книга», появилась идея издать его отдельной книгой. Трейлер мы снимали самостоятельно, без привлечения денежных средств со стороны.

Оператор, фотограф и артисты — мои друзья. Многие из них — студенты МГУ, но был даже один профессор. Съёмки уложились в один день, и он был очень необычным и интересным. Мы обзвонили всю Москву, чтобы найти крылья — не белые ангельские, а черные. И вот нам привезли самые большие в столице крылья — на пять часов! Во время съёмок артистам связывали руки за спиной, потому что в кадре рук быть не должно. Меня же одели непонятно кем (смеётся).

— Иллюстратором вашей книги и режиссёром буктрейлера стала художник Мария Ренева. Почему именно она?

— Мария уже иллюстрировала мой первый роман «Аргиш». Там тайга, тундра, сплав по рекам, стрельба, алмазы, выживание, — иными словами, куча экшена. Когда она дала мне посмотреть рисунки, я обомлел. Что должно быть изображено? Ну конечно, волна на перекатах, лодки, дуло ружья и человек на мушке. А мне показывают картины природы! Сначала у меня было полное отторжение, а потом я понял, что художника интересует не столько действие, сколько пространство, в котором оно происходит.

Когда Маша готовила выставку иллюстраций из «Аргиша», она поместила рисунки в старые оконные рамы — такие, которые поделены на маленькие прямоугольники. Получилось, что мы стоим здесь, снаружи, и смотрим через стекло куда-то далеко — на тайгу, тундру, реку, оленей, зимнюю дорогу…

Вот и в романе «Кыш, пернатые!» подход приблизительно тот же. Отсутствуют парящие в вышине крылатые люди, зато есть то, что их окружает. Пространство будто давит на героев. Мне кажется, Маша попала в точку.

Александр Грин и Александр Гриневский

Александр Гриневский во время занятий кайтингом (сцены с этим видом спорта вошли в роман). Фото из личного архива

— Очень хочется спросить: не родственник ли Вы писателю Александру Грину, настоящая фамилия которого — Гриневский?

— У моего младшего брата, который живет в Швеции, есть хобби: он профессионально занимается изучением истории нашей семьи. Выяснилось, что какая-то связь с семейством Грина может наблюдаться в шестнадцатом колене, но уж больно далеко отходит ответвление. У меня прадед после польского восстания был сослан на Кубань, а у Грина дед — в Вятку.

Я считаю, что мы не родственники, хотя однажды выступал «сыном лейтенанта Шмидта». Это было во времена студенчества, когда мы с приятелем оказались в Феодосии на борту кораблика под названием «Александр Грин». Приятель был активный, веселый. Он, не раздумывая, пошел к капитану и заявил, что на корабле находится родственник Александра Грина. Капитан не поверил, заставил показать паспорт, после чего по репродуктору объявили: «Граждане отдыхающие, с нами на борту находится родственник Александра Грина».

— Пишите ли вы сейчас новую книгу?

— Я пишу, но очень медленно: голова занята событиями, которые происходят вокруг. Но в июне в «Дружбе Народов» должен выйти новый роман «Честь и нечисть». Будет рассказано о приключениях в лесу, где обитает нечисть.

Подготовили Александра Егорова и Софья Полонская