Каким был Император Николай II в детстве?
«Шалун он был большой и обаятельный, но на расправу — жидок. Я был влюблен в него, что называется, по-институтски: не было ничего, в чем бы я мог отказать ему. И когда Александр ловил нас в преступлениях, я всегда умолял его:
— Ники — не виноват.
— Ты не виноват? — спросил однажды Александр.
— Я не виноват, — ответил Ники, прямо глядя в глаза.
— Ах, ты не виноват? — рассердился Александр. — Так вот это тебе лично, а это — за Володю.
— Почему за Володю? — со слезами спрашивал Ники, почесывая ниже спины.
— Потому что Володя за других не прячется. Володя — мальчик, а ты — девчонка.
— Я не девчонка, — заревел Ники. — Я мальчик.
— Ну, ну, не реви, — ответил отец и, в утешение, дал нам по новенькому четвертаку».
Вот и вся подавленность: «на расправу — жидок».
Нужна специальная настроенность на выискивание скверного (малодушия, подавленности) в повести, изобилующей отсутствием скверны! Это отнюдь не «взыскание правды», которое Николай Бердяев считал присущим русской интеллигенции, но какая-то априорная искаженность, выдающая авторов «с головой», как и ерническое название книги.
В чем же «контекст»?
 |
| Будущий царь Николай II с отцом Императором Александром III |
Ниже вниманию читателя предлагается видеозапись лекции «Детство Императора Николая II и его исторический контекст». Благодаря фотографиям тех давних лет, слушатель в какой-то мере погружается в жизнь России второй половины ХIХ века, но контекст не в этом погружении. Николай II родился 6 мая (ст.ст.) 1868 года, т.е. в России, уже несколько лет как пореформенной. «Геологический сдвиг» уклада российской жизни был чреват серьезными сдвигами и в сознании наших соотечественников, вот эти-то сдвиги и рассматриваются мной как «исторический контекст». Отход от веры в Живого Бога и расположение, как бы взамен, к вере в «светлое будущее» – вот что, думается, имеют в виду слова о «мерзости растления» второго кондака акафиста Царю-мученику: «Видяще Всеблагая Богомати страну нашу мерзостию растления оскверняему, избратя от рождения яко чистейшего, Руси бо очищение». Ясно, что лишь гениальное художественное слово может в полной мере передать чистоту души героя, так (недостаточно по сей день оцененное) слово Ильи Сургучева передает чистоту души мальчика, который должен стать страстотерпцем, Царем-жертвой, на что и избран. И сама (редчайшая!) уморительность этой повести служит этой передаче: уморительно – значит, непритязательно, а чистота и может быть только непритязательной. Но вот лекция.
Слово «покаяние» не должно отпугивать
Для человека, стороннего Церкви, представление о покаянии заведомо не может быть содержательным. Но для человека православного, живущего церковною жизнью, хорошо известно, что на исповеди ты говоришь о себе просто правду. Однако то же и в общем историческом плане: нам нужна о себе просто правда. Мы еще толком назад и не оглядывались. А «за спиной», при всем нашем разномыслии и всей разобщенности, одно есть общее у нас, и это не «что», а «кто»: убиенный Царь-мученик. И, по слову святителя Иоанна Шанхайского, Россия не возродится, покамест не покается в цареубийстве. «Что же, - задавала вопрос одна женщина в прямом эфире радио «Радонеж» перед прославлением Царской Семьи, – мы должны все выйти на Красную площадь и встать на колени?» - «Да нет, что Вы, - ответил ведущий, - дело-то сердечное». Дело сердечное, и, на мой взгляд, состоящее в следующем: был ты ленив или нет, «ленив и нелюбопытен», удосужился или нет узнать правду о Царской Семье (а не только детей пожалеть), и прежде всего – о Царе. Если дорога тебе его «во всем виноватость» («сам отрекся, сам и виноват, ну достойно держал себя, ну мученик, мне-то что»), и если ты под него лишь подыскиваешься, чтобы только подтверждение найти его виноватости, то какая же в этом правда? – только скверна.
Признаюсь, повесть Ильи Сургучева так «уловляла» меня, так насыщала «того самого уровня» русской прозой, так радовала светом и любовью, что ее покаянный смысл – заслонялся. И вдруг – «дошло»… А дошло ли верно, предлагаю судить читателю по моей статье «Покаянный смысл повести Ильи Сургучева «Детство Императора Николая II»». В этой статье обсуждаются также анахронизмы повести и их неслучайность.
Еще признание: тут «без молитвы не разберешься». Я очень долго не мог решиться признать святость Царя Николая II, это было в начале 1990-х годов. Не стану здесь рассказывать подробно, какие были у меня мысленные борения, но это были борения и вправду. Все встало на свои места, все стало для меня совсем по-другому, когда («дошло») я вдруг сообразил, что надо попробовать им помолиться, и помолился – вначале только детям… Православный читатель меня поймет, ибо знает, что значит «действие благодати». Без него не то.
